Читаем Феномен пропаганды полностью

Мы говорили о том, что пропаганда такого рода направлена во вне, что мифы предназначены для внешнего использования; но нет уверенности в том, что это ограничение справедливо во всех случаях. Когда власть создает такое видение демократии, нет возможности отделить форму от внутреннего содержания: четкая граница не соответствует самой демократической идее и еще меньше вписывается в демократическую систему. Таким образом, население должно согласиться с тем, что демократия – это благо, и не просто познакомиться с идеей, но искренне в нее поверить. Это, кстати, создаст барьеры для распространения лживой пропаганды, демократическая власть не сможет представить для обозрения картинку, сильно отличающуюся от реальности, извращенное представление, в то время как авторитарная власть только этим и занимается.

Стоит попытаться смоделировать такое противостояние двумя способами: с одной стороны население демократических стран, само находящееся в определенной степени во власти пропаганды, соглашается с представленной властью идеалистической картиной из патриотических настроений, с другой стороны, власти авторитарных государств, как мы уже говорили, начинают понимать, что правдивая пропаганда окупается; отсюда – последний этап пропаганды Геббельса, начавшейся с 1944 г.

С этого момента в миф, предназначенный для внешнего использования, начинают верить и внутри страны, и обе картинки сливаются в одну, поэтому если даже власть не стремится воздействовать на свое население этой пропагандой, влияние все равно происходит, пусть опосредованно. Мы планируем изучить влияние этого мифа, разработанного для пропаганды во внешней среде, на демократическое население внутри страны, по всей вероятности оно не может не привести к сплочению нации и, однозначно, не способствует формированию единомыслия.

Так выглядит первое из последствий, легко предсказуемое, с которым сталкивается власть, использующая демократическую пропаганду. Миф (картинка, приводящая к убеждению) не должен показывать оттенки, запрещает полумеры и тем более не допускает противоречий. Либо в него верят, либо отрицают целиком. Миф о демократии должен во всем соответствовать этой структуре, должен восприниматься однозначно и не вызывать сомнений, ведь по природе своей он такой же, как и любой другой миф. Чтобы во внешней среде в миф поверили безоговорочно, то и внутри демократического общества никто не имеет права в нем сомневаться. Нельзя, чтобы из недр демократии другой голос, направленный во вне, пытался его разрушить.

Разве можно представить себе, что пропаганда добьется поставленной цели, например в Алжире, если она противоречит сама себе: будет ли кто-либо, во Франции, в Алжире или где-нибудь еще, всерьез относится к обещаниям де Голля, произнесенным им от имени Франции, если тут же в некоторых французских газетах появляются статьи о том, что Франция не согласна с позицией своего Президента, или интерпретируют их неправильно. Такие разногласия вносят раскол и разрушают возможность достичь соглашения. Даже, если ФНО (Фронт Национального Освобождения) «знает», что это так, зачем об этом говорить?[308]

Это приведет к тому, что придется искоренить оппозицию, которая обнаружит, что народ не так уж единодушно принимает демократию в том виде, в котором ее насаждает власть. Это как раз то, что может полностью разрушить эффект пропаганды. Кроме того, это делается властью в расчете на большинство. Меньшинство, каким бы демократическим оно ни было, будет стараться противостоять такой пропаганде, именно потому, что она идет от власти. Так было во Франции, начиная с 1945 г., когда меньшинство, даже будучи согласным в принципе с понятием демократии, выступало против мифа о демократии. В подобных случаях власть, если она хочет сохранить эффективность пропаганды, не должна позволить меньшинству выражать свое мнение; но не означает ли это, что таким образом она посягает на то, что считается главным признаком демократии; мы уже говорили о том, что такого рода посягательства в виде цензуры, например, случаются во время войны. И здесь мы имеем дело с явлением, о котором предупреждали выше: факт пропаганды сам по себе свидетельствует о состоянии войны, а она требует единства народа, которого можно и нужно добиться искусственно: исключить возможность хоть какой-то оппозиции и запретить меньшинству выражать свое мнение, лучше повсеместно и официальными методами, а если не получится, то хотя бы частично и окольным путем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чего хотят женщины? (сборник)
Чего хотят женщины? (сборник)

Авторы этой книги – одни из самых известных женщин двадцатого столетия. Клара Цеткин – немецкий политик, деятельница международного коммунистического движения, активистка борьбы за права женщин. К. Цеткин является автором идеи Международного женского дня – 8 Марта. Александра Коллонтай – русская революционерка, государственный деятель и дипломат, чрезвычайный и полномочный посол СССР в Швеции.К. Цеткин и А. Коллонтай написали множество работ, посвященных положению женщины в обществе. Обе они сходились в том, что женщина должна быть раскрепощена, освобождена от общественного и мужского рабства, – в то же время они по-разному представляли пути этого раскрепощения. К. Цеткин главный упор делала на социальные способы, А. Коллонтай, ни в коем случае не отрицая их, главенствующую роль отводила женской эмансипации. Александра Коллонтай создала концепцию «новой женщины», самостоятельной личности, отказывающейся от фетиша «двойной морали» в любовных отношениях и не скрывающей своей сексуальности.В книге, представленной вашему вниманию, приводятся лучшие произведения К. Цеткин и А. Коллонтай, которые должны ответить на самый трудный вопрос: чего хотят женщины?

Александра Михайловна Коллонтай , Клара Цеткин

Обществознание, социология