Феномен Солженицына

В самом этом факте ничего такого уж особеннно удивительного не было. Лев Николаевич и Петр Аркадьевич были людьми, как принято было говорить в то время, одного круга. Мало того, отец Петра Аркадьевича – Аркадий Дмитриевич Столыпин был давним приятелем Льва Николаевича, товарищем его по Севастопольской кампании. Дружеские их отношения сохранялись на протяжении нескольких десятилетий, в чем я мог убедиться, читая – в одном из томов того же собрания – такую, например, записочку:…

Дорогой Аркадий Дмитриевич! У нас нынче от двух с половиной часов до пяти играют чехи (квартет знаменитый), не приедете ли вы и Мария Аркадьевна. Это доставило бы удовольствие и вам и нам.

Но поразившее меня письмо Л. Н. Толстого сыну своего давнего товарища носило отнюдь не частный характер. Речь в нем шла о предмете, который Льву Николаевичу представлялся делом первостепенной важности: об упразднении частной собственности на землю.

Вот что он там писал:…

Петр Аркадьевич!

Пишу Вам не как министру, не как сыну моего друга, пишу Вам, как брату, как человеку, назначение которого, хочет он этого или не хочет, есть только одно: прожить свою жизнь согласно той воле, которая послала его в жизнь.

Дело, о котором я пишу Вам, вот в чем:

Причины тех революционных ужасов, которые происходят теперь в России, имеют очень глубокие основы, но одна, ближайшая из них, – это недовольство народа несправедливым распределением земли…

Нужны теперь для успокоения народа не такие меры, которые увеличили бы количество земли тех или других русских людей, называющихся крестьянами (как смотрят обыкновенно на это дело), а нужно уничтожить вековую, древнюю несправедливость…

Несправедливость состоит в том, что как не может существоватьправаодного человека владеть другим (рабство), так не может существоватьправаодного, какого бы то ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеть землею как собственностью.

Земля есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею.

Письмо было длинное, страстное, убеждающее.

Кончалось оно так:…

Пишу Вам, Петр Аркадьевич, под влиянием самого доброго, любовного чувства к стоящему на ложной дороге сыну моего друга.

Вам предстоят две дороги: или продолжать ту, начатую Вами деятельность, не только участия, но и руководства в ссылках, каторгах, казнях, и не достигнув цели, оставить по себе недобрую память, а, главное, повредить своей душе, или, став при этом впереди европейских народов, содействовать уничтожению давней, великой, общей всем народам жестокой несправедливости земельной собственности…

Помогай Вам Бог, и я уверен, что он поможет Вам, если Вы за это возьмётесь.

Пожалуйста, простите меня, если Вам покажутся резкими выражения этого письма. Я писал его от души, руководствуясь самым хорошим, любовным чувством к Вам.

Лев Толстой.

P. S.Письмо это я показал только одному близкому человеку, и никому не буду говорить о нем.

Л. Т.

Столыпин на это письмо не откликнулся.

В октябре того же года Лев Николаевич вновь обратился к сыну своего друга, на сей раз с короткой записочкой по более частному поводу (речь шла о судьбе одного человека). Записочка эта заключалась фразой: «Очень сожалею, что вы не обратили внимания на моё письмо».

На сей раз Столыпин Толстому ответил.

Но даже в моём девяностотомном собрании сочинений Л. Н. Толстого этот его ответ напечатан не был. В примечаниях, где такие ответы – хоть не полностью, в выдержках – обычно приводились, на сей раз лишь скупо сообщалось, что опубликован он был только однажды в посвящённом Толстому так называемом «Юбилейном сборнике», вышедшем крошечным тиражом в 1928 году.

Достать этот «Юбилейный сборник» было не просто. Но я его достал. И ответ Столыпина Толстому все-таки прочёл. А прочитав, не пожалел об усилиях, затраченных на добывание этого труднодоступного сборника: усилия эти окупились полностью, и даже с лихвой.

Не могу не привести здесь это столыпинское письмо, – без этого трудно будет понять, почему оно тогда произвело на меня такое сильное впечатление….

Лев Николаевич… Не думайте, что я не обратил внимания на Ваше первое письмо. Я не мог на него ответить, потому что оно меня слишком задело. Вы считаете злом то, что я считаю для России благом. Мне кажется, что отсутствие «собственности» на землю у крестьян создаёт всё наше неустройство.

Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как-то: чувство голода, половое чувство и т. п. и одно из самых сильных чувств этого порядка – чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землею.

Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нем врождённого чувства собственности, ведёт ко многому дурному и, главное, к бедности.

А бедность, по мне, худшее из рабств…

Смешно говорить этим людям о свободе или о свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той по крайней мере наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным.