Человека охватывает чрезмерная одержимость в достижении какой-либо цели… Сверхценности переживаются как нечто глубоко личностное (а значит, психическая самозащита от них невозможна).
Сверхценные идеи занимают в сознании доминирующее положение, рассматриваются больными как вполне обоснованные, что побуждает человека активно бороться за реализацию этих идей. Такие идеи принимают форму гипертрофированной, болезненной убеждённости в том, чего на самом деле нет. В отличие от бреда эта убеждённость всегда имеет под собой реальные факты, которые переоцениваются,сверхоцениваются(ревность, любовь, изобретательство и др.).
Сверхценные идеи формируются как психопатии (чаще параноидального и шизоидного типа), а также при приобретенных психопатических состояниях у лиц гипертимического склада…
В неблагоприятных ситуациях возможен последовательный переход от сверхценных идей к бреду.
Часто человек, стремясь осуществить некоторые «сверхценные идеи», сильно рискует как своей, так и жизнью других.
(Википедия)
Это описание совпадает с психологическим портретом Солженицына, нарисованным отцом Александром, почти буквально:…
Четверг, 16 октября 1975
…Встарообрядчествеили, вернее, в странной одержимости Солженицына старообрядчеством нужно искать ключ если не ко всему его творчеству, то во всяком случае ко многому в нем – и прежде всего к интуиции и восприятию его главного «героя», то есть России.
Но это не просто увлечение «стариной», не романтическое притяжение к «древности». Тут все гораздо глубже и, может быть, даже духовно страшнее. Солженицын, мне кажется, предельно одинокий человек. Каждая связь, каждое сближение его очень быстро начинает тяготить, раздражать, он рвет их с какой-то злой радостью. Он один – с Россией, но потому и Россия, с которой он наедине, не может бытьничьей.Он выбирает ту, которой в буквальном смысленет,которая, как и он, была изгнана из России, отчуждена от неё, но которая, поэтому, может быть всецелоего,солженицынской Россией, которую онодин– без никого – может и долженвоскресить.Россияоборваласьв крови и «гарях» старообрядчества и Россияначинаетсяснова с него, Солженицына. Это предельное, небывалое сочетание радикального «антиисторизма» со столь же радикальной верой в собственную «историчность»… Толстой переписывал Евангелие, Солженицын «переписывает» Россию.(Там же. Стр. 214)
К этой мысли отец Александр теперь возвращается постоянно. Она даже представляется ему главным его открытием в его раздумьях об Александре Исаевиче, в открывшемся ему вдруг новом, истинном понимании этого характера:…
Понедельник, 5 ноября 1979
Вчера вечером… сделал «открытие». Пожалуй, как и все мои «открытия», оно показалось бы всем «наивным». Мне вдруг стало ясно, что той России, которой служит, которую от «хулителей» защищает и к которой обращается Солженицын, – что России этойнети никогда не было. Он её выдумывает, в сущности, именнотворит.И творит «по своему образу и подобию», сопряжением своего огромного творческого дара и… гордыни. Сейчас начался «толстовский» период или, лучше сказать,кризисего писательского пути. Толстой выдумывал евангелие, Солженицын выдумывает Россию. Биографию Солженицына нужно будет разгадывать и воссоздавать по этому принципу, начинать с вопроса: когда, где, в какой момент жажда пророчества и учительства восторжествовала в нем над «просто» писателем, «гордыня» над «творчеством»? Когда, иными словами, вошло в него убеждение, что он призванспасти Россию,и спасти её, при этом, своим писательством? Характерно, что в своём «искании спасительной правды» Толстой дошёл до самого плоского рационализма (его евангелие) и морализма. Но ведь это чувствуется и у Солженицына: его «фактичность», «архивность», желание, чтобы какой-то штаб «разрабатывал» научно защищаемую им Россию, подводилпод неё объективное основание.(Там же. Стр. 488)
Именно вот это, вдруг открывшееся ему свойство личности Солженицына и сближает его в глазах отца Александра с человеком, одержимость которого другой, своейсверхценной идеейпринесла столько бед человечеству в ХХ веке:…
Пятница, 17 октября 1975