Феномен Тили Кидалкиной

Кстати принцы есть их самое слабое место — сколько я за ними ни наблюдал, исключений не было — они исключительно падки на таких-же, как они, рыцарей красивой жизни, которых они и принимают за принцев. То, что мы привыкли называть плейбоем. Их идеал — плейбой с деньгами и положением, страстно в них влюбляющийся. Плейбоев с деньгами не так уж много в этом мире, а если таковой и подвернется, то тут нашла коса на камень — плейбой способен на любовь не более, чем голодный крокодил — на спасение утопающего. Поигрался, бросил, и поскакал себе на своем белом меринке дальше. Хорошо, если ничем не наградил на прощание. Так вот таким — они могут всерьез увлечься.

Родственные души, кто кого. Кроме того, от любви тут очень мало чего это все то-же чувство собственности и необходимости покорять. А так, как покорять там нечего, то и получаются страдания. Потому что покорять что-то, души не имеющее, так же сложно, как ловить черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. В таких сложных случаях нашим героиням необходима определенная сила воли — те, кого я знаю, такой волей обладали, и серьезных последствий избегали.

Что такое любовь в их понимании? Коню понятно, что очень многое — они этим живут. Я так грубо, потому что все это, любовь там, романтика, ответственность у них поставлены с ног на голову. Все эти возвышенности — от любви до ответственности и заботы о ближнем, уж как минимум требуют, чтобы всуе их не упоминали. Как максимум — они требуют того, что требует, собственно, вся жизнь и все в ней, если говорить о жизни человека, а не растения или мелкого хищника. Так вот — требуются тяжкие вещи — труд, самоотдача, самоотверженность даже. Они и только они делают из увлеченности чувство, а не мелкую страсть, похоть или удовлетворение инстинкта охотника. Любовь, на мой взгляд, это такое двухстороннее движение — оба, по возможности, равны, оба дают, оба берут. Оба должны быть достойны друг друга. Если один только берет, то это уже немножко не любовь, и даже не потребительская кооперация — это оккупационный режим с комендантским часом и карточным распределением. Вот почему все мои героини предпочитают одну формулу любви — «любовь зла, полюбишь и козла». Или, если обмазать для удобоваримости чем-нибудь романтическим — «люби меня, какая я есть». На мой взгляд, для того, чтобы полюбить козла, надо либо быть козлом, либо в него превратиться — как-бы там любовь зла ни была. Инстинктивное желание именно слепой, не рассуждающей любви свойственно вообще многим слабым людям, а уж моим героиням тем более — им по статусу такая любовь необходима. Как-бы их не тянуло на плейбоев, их добычей становятся другие — те, кто их питает, и не только материально. Добыча может и встрепенуться, очнуться, наконец, и задаться вопросом — а как это меня угораздило? И даже сбежать может, не отдав положенное. Что может быть лучшим парализатором, чем ослепление, страсть? Техника такой общей анестезии тоже достаточно проста, почти один к одному — из многочисленной любовно-киношной классики — от беспрерывных поцелуйчиков и сжатий в объятиях до пикничков на животах. Если за день обьект обнял и поцеловал 15 раз — все в порядке, если 10 — необходимый срочный укол. Любовь, таким образом, приобретает явно выраженное сходство с Уставом, предположим, караульной службы — определенный набор жестов, команд, выражения лица, реакции и поведения. Что там за этим выражением лица или жестом скрывается — наших героинь не интересует вовсе — постольку, поскольку выполняются команды и все вообще происходит согласно Уставу и очередному любовному шедевру киноэкрана.