Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы

Вследствие такого интенционального отношения как в науке, так и в повседневной жизни мы обнаруживаем мир людей и вещей, т. е. мир объектов, но не стимулов. «Фактически, – пишет ученый, – это не открытие, к которому приходят путем сложных экспериментов, это понимание, привычное каждому из нас по повседневной жизни или, если использовать еще один термин Гуссерля, по Lebenswelt»[622]. Именно существование Lebenswelt, на его взгляд, делает возможными действия наблюдения, описания, учета и измерения.

Традиционно живой опыт и Lebenswelt, по мнению исследователя, оттесняют и дискредитируют как фантомы, на смену миру приходит атомарная структура, а на смену человеку – нейрофизиологические основания мышления. Но в этом случае теряется и сам человек как живущее и переживающее мир существо. Штраус пишет: «Хотя феноменология и не является основным инструментом психиатрической теории, она по крайней мере служит веским напоминанием о том, что без философии психиатрия не сможет выработать устойчивых познавательных установок. Наоборот, в отношении валидности концепции психиатрии феноменологическая философия – это драгоценный ключ к природе сознания в его нормальных и анормальных модальностях»[623].

Интерес Штрауса неизменно направлен на исследование человека и его мира. Как справедливо отмечает Д. Маккенна Мосс, для Штрауса «осмысление патологии – как медицинской, так и психологической – предполагает досконально разработанное толкование нормальной человеческой индивидуальности»[624]. И мир при этом представляется тем ключом, с помощью которого можно приоткрыть тайну самого человека. «Если, – отмечает Штраус, – мы хотим понять детей, мы должны понять их в их собственном мире. Если мы хотим понять компульсивных, мы должны понять их в специфическом для них мире. Исследование поведения всегда требует исследования определенной структуры мира, в котором виды – человек или животные, группы или индивидуумы, – осуществляют его»[625]. Интерес к отношениям человека и мира, по его мнению, вмещает и стремление понять человека исходя из его мира. Поиск психологической возможности этого мира ведет к открытию целого комплекса проблем, которые ранее не замечались по причине своей близости к человеку, а мир в этом случае предстает удивительным и многогранным, переливающимся многообразием цветов: «Знание, к которому мы стремимся [в этих исследованиях], должно привести не к лучшему управлению миром, но к открытию мира; нужно преобразовать безмолвный мир в тот, который заговорит с нами в тысяче мест. Там, где прежде была тишина, теперь мы должны услышать богатство и разнообразие мира, в котором мы живем»[626]. Именно поэтому Штраус яро критикует биологическую концепцию И. П. Павлова с его теорией условных рефлексов. На его взгляд, понятие условного рефлекса основано на противоречивом понятии бессмысленных стимулов, которые детерминируют поведение индивида. Он обвиняет Павлова в убийстве феноменального мира: в этом случае мир представляется лишь как состоящий из физических процессов в пределах и за пределами нервной системы.

В своем стремлении подойти «к самим вещам» Штраус обращается и к опыту Хайдеггера, но интерпретирует его идеи в несколько ином ключе, чем это делают экзистенциальные аналитики. Он четко разграничивает онтологическую направленность фундаментальной онтологии и онтическую направленность своей клинической антропологии. При использовании фундаментальной онтологии Хайдеггера в психиатрии, на взгляд Штрауса, «проблема заключается в том, как он или его последователи могут включить в онтологию такие темы, как физическое существование, сексуальность, животная природа или болезнь»[627]. Поэтому следование за Хайдеггером, на взгляд исследователя, может привести к противоречиям и ошибкам, примером которых он называет «продуктивную ошибку» Л. Бинсвангера.

В клинической практике, по мнению Штрауса, психиатр всегда догадывается о таких философских проблемах, как самоопределение, нормальное и патологическое поведение и др. Каждый клиницист неизбежно приходит к философским проблемам, но в отношении их решения есть несколько вариантов. Кто-то может следовать за известными теориями, а кто-то – попытаться ответить на философские вопросы в пределах своей клинической практики. Штраус выбирает второй вариант. Он противопоставляет свой подход подходу Бинсвангера и пытается встать на путь «от психиатрии к философии». Философия при этом представляется конструктом, от которого необходимо избавиться для того, чтобы обратиться к самим феноменам человеческого опыта. «Вместо того чтобы идти от философии к психиатрии, мы начнем с самой психиатрии»[628], – пишет Штраус.