Феноменология зла и метафизика свободы

Сопричастность становится представительством, следствием чего является не ответственность мыслей и действий, а обратное. Как писал М. М. Бахтин, в этом случае поступок становится «неоправданно горд»[18]. Сопричастность выплескивается гордыней, единством сопричастности гордости и гордостью сопричастности. Человек начинает сознавать себя винтиком некоей машины, оправдывающей его существование.

«Вы претендуете на звание представителей идеи; постарайтесь иметь идеи, это будет лучше», – писал П. Я. Чаадаев. Скрываясь и растворяясь в представительстве, в безликой толпе man человек утрачивает свое главное и высшее качество – ответственность. Тенденция ухода от ответственности – главный мотив любого коллективизма. Истинное сообщество – сообщество ответственных личностей, а не множество обезличенных существ. Коллективизм же требует от человека вместо ответственности – проявления конформизма.

Чем более стандартизирована личность, чем более она растворяется в своем классе, нации, расе или любом типе (знак Зодиака, темперамент и т. п.), чем более она соответствует некоему среднему стандарту, тем ниже она в нравственном отношении. Человек массы вне нравственности, так как безответствен. Столь же вненравственна и коллективная ответственность. В этом случае с людей спрашивают за то, за что они ответственности не несут. Более того, коллективная ответственность снимает ответственность и с выносящего приговор. Легче судить расы, народы и классы, чем оценить отдельного человека, отнести его к одной из двух категорий, на которые делятся люди в нравственном отношении – В. Франкл называет их «расой» людей порядочных и «расой» людей нравственно испорченных[19].

Очень хочется жить осмысленно и верить во что-то. Энергия заблуждения становится самоценной, переносится на научную, политическую или художественную идею. Но, «пытаясь понимать свою жизнь как скрытое представительство и каждый свой акт как ритуальный, мы становимся самозванцами»[20]. Представительство – фамильная черта самозванцев. Он не от себя, не для себя, а от имени и во имя. Он не знает сомнений. Точнее, он знает заранее все ответы, и у него никогда нет вопросов. Он отказывается от себя – вменяемого, от своего не-алиби-в-бытии. В его уходе от ответственности – представительство от некоего безликого, бесчеловеческого и бесчеловечного, точнее – внечеловеческого man – безродного родового начала. Самозванство – всегда растворение, распускание личности в этом man, отождествление с ним, когда есть man, то нет другого человека. Поэтому самозванство – не эгоистическое преувеличение своего «я», а тотальность «я = man». Но если нет другого, то нет и бытия-под-взглядом. Поэтому самозванство всегда бесстыдно. Бесстыдство невменяемости. По сути дела, оно – утрата сокровенно человеческого. Самозванец – человек без сердца, уже не человек, а самозванство – уход из людей в нелюди.

Как с надрывным пафосом писал Юнг о беззащитности личности и человеческой психики перед властью бессознательного: «…Мы только воображаем, что наши души находятся в нашем обладании и управлении, а в действительности… из нечеловеческого мира время от времени входит нечто неизвестное и непостижимое по своему действию, чтобы в своем ночном полете вырвать людей из сферы человеческого и принуждать к своим целям». При этом с очевидностью отсутствует ответственность за себя и за культуру, а самое человеческая личность оказывается марионеткой некоей темной по своей природе судьбы, объектом приложения неких безличных сил – почва до чрезвычайного благодатная для самозванства, победного шествия «воли к власти» очередного самозванца.

Превращение сопричастности в представительство – ловушка самозванства. Хорошо об этом говорил в одном из интервью один из лидеров отечественной молодежной рок-культуры Ю. Шевчук: «Если бы мы сейчас ответили на вопрос про эту ловушку – для чего она и в чем именно ловушка заключается – мы были бы свободны. Я думаю, – ловушка эта с родом человеческим все-таки не из области биологии, как и желание жить и продолжаться вопреки знанию о том, что жизнь есть юдоль скорби и печали. Просто нужно это знать и жить… Я сам не знаю – зачем и почему»[21]. Но отдавая себя представительству идеи, державы и т. д. – «…И здесь, как и во всем человек заблуждается, пытаясь обрести радость и счастье хоть таким путем, мол, не для себя же, господи, стараюсь. А что получается? Ни одна война не велась во имя настоящего – всегда речь идет о будущем. О революциях и говорить не приходится – тут именем будущего убивают с сознанием высшей справедливости. Искренне веря, что не то, что на слезинке – и на крови одного дитя – если это, допустим, царский наследник, – можно строить царство Божие для своих собственных детей на земле в ближайшем будущем»[22].