Феноменология зла и метафизика свободы

Поле возможного смешного очерчивает именно нормативно-ценностное «мы», относящееся к определенной социальной общности – от конкретной семьи и компании друзей до класса и этноса: «одни ровные смеются между собой»[33]. Важно подчеркнуть не просто должный характер ценностного норматива, но именно то, что он принят личностью, выступает как форма ее интереса, не только как должное, но именно как желаемое должное. Питательная среда смеха та же, что и самозванства – сопричастность и самоотдача личности конкретному нормативно-ценностному синтезу, энергия заблуждения онтологического импульса «Да будет!».

Однако просто наличия инстинкта должного для возникновения смеха недостаточно. Необходимо также наличие отклонения от должного в действительности, несоответствие ему, нарушение сопричастного синтеза, нарушение гармонии и комфорта души. Противоречие должного и конкретной ситуации, несоответствующей ему, – основная почва, центральный нерв смешного. Совершенство и гармония смеха не вызывают. Так не вызывают смеха уподобления представителям животного мира, которым в культуре традиционно не приписываются отрицательные качества: лебедю, льву, орлу, соколу, соловью… Смех вызывает несовершенство, дисгармония, отклонение от нормы.

Комичны не только недостатки в смысле отрицательных черт характеров, но и положительные качества, если они слабы или недостаточны. Так, вызывают смех необоснованное благодушие, поверхностный, несостоятельный оптимизм. Любое осмеиваемое качество, в том числе и физическое, сводимо в конечном счете к недостаткам или слабостям духовного порядка, связанным с эмоциями, моральными состояниями, волей, интеллектом. «Недостатки физического порядка при этом рассматриваются либо как сигнал, знак внутренних недостатков, либо как нарушение тех закономерностей в пропорциях, которые ощущаются нами как целесообразные, с точки зрения законов человеческой природы»[34]. Иначе говоря, предметом осмеяния всегда выступают отклонения от норм определенной духовной культуры, от ее духовного содержания.

Итак, первооснова смешного – противоречие между ценностными нормами и характерами, поступками людей, отклоняющимися от этих норм. Это противоречие всегда носит конкретный исторический характер. В смешном находит свое выражение специфика расстановки социальных сил в данном обществе, особенности его развития. Комизм строится также на национальных, профессиональных, возрастных и т. д. характерологических контрастах. Смех у неискушенного вызывают речь, жесты, одежда, поведение иностранцев. В фольклоре можно встретить шутки и анекдоты не только про иноземцев, но и про жителей соседних сел и деревень, где осмеиваются черты – иногда приписываемые – их быта и поведения. Даже в динамике моды можно обнаружить действие основного противоречия смешного. Отклонения от общепринятой моды первоначально воспринимаются как отклонения от образца и вызывают смех. Но комична не только сверхмодная, но и старомодная одежда. И обусловлено это именно нарушением общепринятого.

Man как комический тип

Если смешное вызывается к жизни и определяется социально-культурным нормированием, то оно должно быть легко узнаваемым, в сопоставлении с типическим, массовидным, родовым. Индивидуальное, случайное может стать смешным лишь в контексте общего, закономерного. Именно в типической узнаваемости состоит отличие комического от трагического. Трагическое возникает всегда как драма личности, ярких индивидуальностей, исключительных характеров (Эдип, Гамлет, Борис Годунов, Наполеон и т. д.). Комическое же выражает драму среднего, массовидного человека. Герои трагедии дают зачастую свое имя названию художественного произведения. Герои комедии – не столько личности, сколько общие типы: скупой, лжец, мизантроп, лицемер, ябеда и т. д.[35] Даже имена героев комедии – как отрицательных, так и положительных – часто носят собирательно-типологизирующий характер: от Репетилова, Скотинина и Хлестакова до Свободина, Русакова и Доброва. Трагическая личность дается в ее внутреннем развитии. Комическая личность статична, предстает как характер во внешних его проявлениях. Более того, в комедии зачастую абсолютизируется и гипертрофируется какая-то одна черта характера, в результате чего личность становится подобной маске. Не случайно именно маски commedia dell’arte (Арлекино, Труффальдино, Коломбина и т. д.) до сих пор служат парадигмой персонажей комедии.