ФЕНОМЕНЫ ИНЫХ МИРОВ

«Если европеец (или человек любой другой культуры) подвергнется действию «порошка зомби», то на него подействует только тетрадоксиц, и он либо умрёт, либо на время впадёт в глубокую кому. А вот на сельского жителя Гаити подействует именно «порошок зомби», и, заметив, что он лежит в гробу и не дышит, он поймёт, что кто-то из врагов "продал его колдуну", который отделил его "маленького доброго ангела «от тела с помощью магической ловушки".»

Заметим, что «маленький добрый ангел» — это часть души, способная легко покидать тело, а также возвращаться назад. Поэтому, чтобы магия действовала на человека, необходимым условием является существование «психического фона», делающего её возможной. Следует признать тот факт, что управлять «советским человеком» до недавнего времени было не очень сложно. Попробуем под этим ракурсом взглянуть на некоторые моменты десяти — пятнадцатилетней давности.

Как же, с точки зрения антрополога, формировался «психичесий фон» в СССР? Вот слова В.Пелевина:

«Магия преследует нас с детства. Сначала нас украшают маленькой пентаграммой из красной пластмассы с портретом кудрявого покровителя всей малышни. При этом мы получаем первое из магических имён — «октябрята». Эта первая инициация не несёт в себе ничего угрожающего и, подобно игре в войну, является игрой в будущее. Вторая инициация уже намного сложнее — подросших людей обучают начаткам ритуала и символике — вручается новый значок (пылающая пентаграмма из металлического сплава и неравнобедренный треугольник из красной материи».

Да, действительно, пионерский галстук завязывался узлом в районе горлового центра и как бы обеспечивает связь с красным знаменем. И хотя вся-то его цена семьдесят копеек на советские деньги, он уже требует особого обращения. Ему присваивается некий магический статус — «пионер». В сознание ребёнка вводится страх — галстук нельзя забыть или потерять.

И тогда раздавалось загадочное: «Будь готов!» На это следовало ответить совершенно бессмысленную ритуальную фразу — «всегда готов!».

Причём абсолютно непонятно, какая готовность имеется в виду: пойти пообедать, или навестить кинотеатр. Или поучаствовать (причём совершенно непонятно в каком качестве) в какой-то борьбе за абсолютно абстрактное «дело Маркса — Энгельса — Ленина». Казалось бы, их дело, пусть они за него и борются, а вот поди ж ты.

Третья массовая инициация — приём в комсомол. Статус «комсомольца» — что это такое? Да вот:

«Статус «комсомольца» — вещь уже серьёзная. Он не приносит ощутимых выгод, но в состоянии принести ощутимые неприятности.

Ритуал — он не отмирает, а утончается и становится эзотерическим, то есть передаваемым непосредственно. Чутьё определяет манеры и лексику. Комплект правил, которыми они (комс. раб.) руководствуются, невозможно сформулировать — тем не менее любой комсомолец в состоянии заметить, соблюдаются эти правила или нет».

У советского человека, таким образом, кроме физического тела, появляются и иные: бытовое, производственное, партийное, интернациональное и т. д. Поэтому происходящее на комсомольских и партийных собраниях, практически, не отличалось от одержания духом — участники точно так же предоставляли свои тела некоторой силе, которая не являлась их нормальным «я».

Смысл провозглавшавшегося когда-то «воспитания нового человека» — сделать это одержание индивидуальным и постоянным. Совершенное табу и ересь для комсомольца — это критический анализ любой ситуации, за что наказывали беспощадно.

«Следующая ступень инициации — «партия». Об интенсивности происходящих в партии процессов можно судить по известному анекдоту о каннском фестивале фильмов ужаса, где разные «Челюсти» и "Механические апельсины" уступают все призы советской ленте "Утеря партбилета". Здесь в полной мере проявляется феномен «вуду-смерти»…

Казалось бы, ну случилось такое. Не чемодан с золотом ведь утерян, в конце концов. Ну скажите, что нехорошо, заставьте принести новую фотографию и выпишите новый партбилет, а прежний аннулируйте (благо они номерные). Так нет, как правило, человека доводили если не до инфаркта, то до сердечного приступа обязательно. Процедура была самой унизительной.

Ну, хорошо, а что представлял собой язык советской системы? В.Пелевин по этому поводу остроумно замечает: