Феномены Тени и зла в волшебных сказках

Сказка о золотых детях поднимает еще одну проблему. В отличие от предыдущей сказки, где присутствовали образы молодого короля и верного Иоганна, здесь перед нами братья одного возраста и равного социального положения. Опять же, они являются Тенью друг друга (не следует забывать о том, что эта Тень является только родственной), но в этой сказке они — близнецы, и при этом у каждого из них свое отношение к жизни. Один из братьев остается дома, испытывая отвращение к превратностям внешнего мира, а другой отправляется в мир. Есть похожая древнеегипетская сказка о двух братьях, Анубисе и Бате^[85]: один из них посвящен миру, а другой становится отшельником^[86]. Близнец, который отправляется в мир, женится, ибо он воплощает ту часть сознания, которая стремится жить полноценной жизнью и быть вовлеченным в ее поток. А так как Анима всегда создает хитросплетения и путаницу, и Майя^[87][88] вовлекает его в жизнь, где присутствуют и добро и зло, естественно, именно он женится на королевне. Он становится мишенью для зла, скрытого за Анимой, игрушкой в руках богини жизни и смерти, ведьмы, именно благодаря стремлению быть вовлеченным в круговорот жизни и смерти. Чтобы достичь состояния осознания, он готов рисковать жизнью.

Если вы анализируете пожилых людей, которые первую половину жизни старались избежать ее превратностей, то представляете себе, в какой мере непрожитая жизнь нарушает и искажает осознание и в какой мере отсутствие рискованных поступков, когда человек боится принять решение и вступить в безнадежный конфликт, препятствует возможной индивидуации. С другой стороны, тот, кто вступает в безнадежный конфликт и пытается выплыть в потоке жизни, в конечном счете превращается в камень. Он превращается в камень в более глубоком смысле, следуя самому закону жизни, Великой Матери, которая становится воплощением закона смерти. Поэтому человек, который отваживается на риск, превращается в камень, — и ровно поэтому тот, кто стоит в стороне от потока жизни и не вовлекается в него физически или духовно, становится величайшим освободителем, способным покончить с ведьмой, потому что видит ее насквозь, а значит, может положить конец пагубному воздействию Анимы и освободить своего брата.

Если говорить о нашей цивилизации, мне этот сюжет видится следующим образом. Христианская цивилизация является относительно экстравертированной по сравнению с восточными цивилизациями, а следовательно, официальная религиозная символика включает в себя фигуру активного брата. В своем труде Mysterium Coniunctionis^ в главе, посвященной королю и королеве, Юнг обсуждает текст Рипли, английского алхимика XV века. В тексте сначала речь идет о союзе короля и королевы, которые дают рождение «философскому» младенцу, философскому камню. Однако, будучи священнослужителем, Рипли затем привносит необычное второе coniunctio, ибо он, несомненно, находился под влиянием брака Агнца с Церковью, и это обстоятельство, как отмечает Юнг, позволяет увидеть различие между алхимическим образом и христианским символом Самости. Почему после первого coniunctio (соединения сознательного и бессознательного начала) следует второе соединение, трудно понять, если не видеть, что новая доминанта сознания должна объединиться с corpus mysticum^[89] человечества.

У одиноких алхимиков отсутствует мотив брака Агнца, ибо в нем содержится идея конечного принесения человека в жертву обществу, — идея, которая отсутствует в алхимии. Алхимический философский камень — это отшельническая идея, цель, стоящая перед одиноким человеком. Их философский камень представляет собой соединение противоположностей, внутренней маскулинности и фемининности. Но в обществе или сообществе камень не принадлежит никому; скорее он похож на сокровище, которое человек нашел в поле и снова спрятал. Поэтому эта прекрасная жемчужина — философский камень — остается чудодейственной тайной отдельного человека, хотя старые мастера говорили, что они не скрывают свой секрет. То, что в камне скрыта тайна, и то, что в нем ее нет, можно объяснить следующим образом: это две противоположности, в которых процесс индивидуации достигает своего пика. Когда во время этих процессов рождается новый символ божества, то божество либо приносится в жертву укреплению сообщества, либо сохраняется в тайне в душе отдельного человека.