Фенрир. Рожденный волком

Разум почти покинул Жеана. Исповедник внутри него превратил­ся в далекое эхо, принесенное ветром, его слова сделались не громче шепота, мысли были непостижимы. Жеан склонился над лишившим­ся сознания викингом и схватил его за горло. Потом свернул ему шею и впился зубами в человеческую кожу. В рот вместе с мясом попал клок бороды. Он проглотил все. Внутри него что-то гнусаво похихи­кивало, громко дышало, пускало слюни и подвывало. Он убил вто­рого викинга так же, как и первого. Вкус человеческого мяса словно наполнял его силой. Он сидел в лунном свете, и ему было плевать, заметят его или нет. Для него лунный свет был подобен дождю из се­ребряных монет, как в сказках, которые монахи в Сен-Жермене ше­потом рассказывали друг другу, когда он был еще мал и охотно слу­шал подобные истории.

Он поднялся. Его тело словно скользило по воздуху, от легкости движения кружилась голова. Он вдохнул запах морской соли и во­дорослей, сырой травы в лесу, людей, которые, потея, бегали по мо­настырю вокруг него.

Жеан осторожно выбрался из скриптория, и его тело не шло, а как будто струилось. Какой-то викинг мочился в узком проходе за скрипторием. Он так и умер со спущенными штанами, со свер­нутой очередным ловким движением шеей. Жеан огляделся, и его личность захлебнулась в волне чувств, окатившей его. Все было та­ким насыщенным и ярким: топот захватчиков, булыжники под ногами, черные тени облачков, яркий свет луны, который прорывал­ся сквозь них, и, главное, вкус, — вкус крови во рту Он припал к самой земле. Узор из теней был для него лесом, а он в нем — вол­ком. Жеан выронил мертвое тело и направился обратно к церкви. Теперь он убивал для того, чтобы убить. Голод пока не отступил, однако его пересиливало иное чувство — желание выжить.

За спиной звучали голоса:

— Там кто-то мертвый. Кто-то из наших. Так здесь остались за­щитники!

Топот бегущих ног.

— И здесь тоже покойники. Да тут была настоящая резня!

Тень стала для него покрывалом, уютным и безопасным. Несколь­ко человек выскочили в проулок за скрипторием. Последний был со­всем юный, лет пятнадцати. Жеан вцепился ему в горло, его ловкие пальцы обхватили шею, не дав мальчишке даже вскрикнуть перед смертью. Он тихонько опустил тело на землю и отступил в темноту, скользя вдоль стены, затем вышел во двор. Факелы, вопящие люди. Огни факелов исполосовали темноту яркими линиями. Жеан чув­ствовал, как колотится сердце, но не от страха, а от волнения — вол­нения лисицы, которая приближается к курятнику. Он прижался к стене, зная, что никто не замечает его. Он прекрасно понимал, что люди его не видят. У колонны он остановился едва ли не вплотную к одному викингу, который орал и сыпал проклятиями:

— Ты, трус, покажись! Ты просто тряпка, баба, прячешься в тем­ноте!

Жеан набросился на него, схватил за волосы, а ногтями вырвал у него горло. Оттолкнул от себя, и викинг вывалился на главную площадь, хватаясь рукой за шею. Факелы ярко освещали умираю­щего. Впечатление было такое, будто викинг решил потанцевать на деревенском празднике, а товарищи окружили его, дожидаясь му­зыки. Викинг упал.

— Что это? Что такое?

— Чудовище. Тролль или волк бродит в темноте.

— Приведите Мунин. Она его найдет. Приведите Мунин!

Жеан наблюдал из тени, как викинги тщетно пытаются помочь товарищу.

Один рослый викинг распрямился и грохнул кулаком в щит.

— Давайте найдем эту болотную тварь! — прокричал он.

А в следующий миг они все как будто обезумели, словно они бы­ли мыши, а тело их товарища — кошка. Они кинулись от него врас­сыпную, все побежали в разные стороны, размахивая оружием. Они рубили топорами тени, как будто собираясь изничтожить саму тем­ноту. Люди были повсюду, выскакивали из тьмы, нанося удары, во­пя и размахивая руками.

— Волк, волк! Мы найдем тебя, волк!

— Один тебя побери, оборотень! Твой конец близок!

— Болотная тварь, людоед, покажись!

Когда топор вошел в тень, где он прятался, Жеана там не оказа­лось. Когда топор вернулся обратно, он снова стоял на прежнем месте.

Жеан выскользнул со двора и оказался в узком проходе между церковью и стеной монастыря. Он двинулся вперед, припадая к са­мой земле.

— Здесь никого нет. — Голос прозвучал буквально у него над го­ловой. Он наткнулся на четырех викингов. Один держал зажженный факел и смотрел прямо на него, стоя в каких-то двадцати шагах.

— А что вон там?

— Монах.

Это было последнее слово в жизни викинга. Теперь тело Жеана, кажется, не подчинялось ему. Лица склонились над ним в темноте с выпученными от страха глазами, руки потянулись к нему, а затем пропали, оторванные и откушенные. Он рвал ногтями волосы, шеи, глаза и пальцы. Жеан уселся на грудь одного человека, точнее, он решил, что это человек. Кожа лица викинга была полностью содра­на, начисто снята с головы. Он напоминал восковую фигуру, кото­рую бросили таять на солнце.