Фенрир. Рожденный волком

Он узнал голос. Это же госпожа Элис! Он вспомнил лагерь ви­кингов, ее прикосновение к его плечу.

— Помоги же мне!

Он знал, что она зовет на помощь его. А в следующий миг его со­знание отчего-то раскрылось, словно грецкий орех. От крика, от животного воя мысли разбежались.

— Вали!

Он увидел себя в образе ладного молодого человека, каким ни­когда не был: он гулял по холмам, держа за руку девушку. У нее бы­ли светлые волосы, вот только лица он не мог рассмотреть. Луга бы­ли залиты солнцем, гудели пчелы. Он слышал голоса.

— Князь, князь! — Рядом с ним оказался крупный мужчина, по­жилой норманн с покрытым шрамами лицом, однако Жеан не узна­вал его. — Где твое копье? Где твой лук?

Мужчина вроде бы сердился на него, но Жеан нисколько его не боялся. Это что, видение, посланное дьяволом? Оно казалось та­ким реальным.

Холмы исчезли, и он оказался на берегу моря, на маленьком при­чале. К берегу стремительно приближались три корабля викингов. И снова перед ним была она, светловолосая девушка, она держала его за руки и смотрела прямо в глаза.

— Убей сотню врагов ради меня, — говорила она.

— Я уже знал тебя раньше.

— А я всегда знала тебя.

— Я найду тебя.

— Это твоя судьба, — сказала она.

Жеан пришел в себя. Из угла кельи разило мочой и калом, по по­лу растеклись лужи кровавой блевотины. Сколько же он сидит здесь? Он был уверен, что уже долго. Жеан услышал женский го­лос: «Я умираю». Ему было мучительно жарко, а в голове как буд­то жужжали мухи. «Я умираю».

Пора уходить отсюда. Дверь треснула от первого же удара. Он ударил еще раз, и дерево поддалось еще немного. Однако это было неинтересно, его раздражало, что приходится прилагать усилия, чтобы разбить какую-то паршивую дверь, и он поглядел на прова­лившуюся крышу. До сих пор ему не приходило в голову, что мож­но выйти через нее. Стены были гладкие, поэтому Жеан подпрыг­нул; сильные длинные пальцы вцепились в остатки соломы. Он подтянулся и пролез в дыру.

Над головой висела круглая луна, небо было усыпано звездами, ему казалось, что вселенная обернулась, чтобы посмотреть на не­го, как будто ночь была городом, а он был героем, уходящим на бит­ву под его тревожным взглядом. Тяжкие удары сердца отдавались в ушах, в носу стоял запах крови, солома под ним приятно холоди­ла конечности.

Жеан окинул взглядом полоску серебристого песка на берегу. Там что-то происходило. На берегу были люди. Зрение у него ста­ло острое, и он прекрасно видел в темноте. Какой-то человек, по­шатываясь, нес что-то тяжелое. Уши Жеана уловили тяжкое дыха­ние мужчины, кашель задыхающейся женщины у него на руках. Рядом с ними стояли еще шесть человек, они были живые, однако их присутствие было каким-то тусклым. Это чувство проявилось у него в монастыре — способность ощущать, даже не глядя, на чем сосредоточено внимание людей вокруг него, к чему прикованы их мысли. Каким-то непостижимым образом он знал, что люди вни­зу, на берегу, отличаются от нормальных людей. Если он прикры­вал глаза, то чувствовал, как сосредоточен тот мужчина, который вынес женщину из воды, улавливал отчаяние женщины у него на руках — она по-настоящему боролась за то, чтобы обуздать свои эмоции и вернуться в реальный мир здравомыслящих людей. А вот те мужчины, что стояли рядом, те шесть человек, которые безучастно взирали на развернувшуюся перед ними борьбу, были как буд­то не здесь. Оборотень знал, что каком-то смысле они есть, и в то же время их нет.

По песку шагал человек, в руке которого в лунном свете сверкал изогнутый меч. И еще там была другая женщина, от нее несло кро­вью и грязью, она тянула руки к тем двоим, которые выходили из моря.

Жеан спрыгнул с крыши на дюны и побежал под яркой луной к морю, низко припадая к песку, — он несся стремительно, как тень летящей птицы.

Глава пятьдесят седьмая ОДНА

Элис отшатнулась, спасаясь от одолевающих ее видений. Она как будто пробиралась сквозь колючие заросли, кожа горела от боли.

Страх превратился в чувство, которое можно потрогать, холодное и твердое. Она видела над собой сверкающее голубое небо, ощуща­ла силу приливной волны, которая впитывалась в песок под нога­ми, у нее перед глазами стоял образ мужчины, висящего на дереве, ветви которого были ночной темнотой, а листья — звездами. Она ощущала, как его усталое сердце бьется в одном ритме с ее сердцем, и ее не отпускало желание, которое было сильнее голода, сильнее жажды: острая необходимость стать той, кем она должна стать. На берегу были люди, вроде бы знакомые ей, только она не могла вспомнить, кто они такие, потому что руны обрушились на нее по­добно бурному потоку. Восьмерка рун нашла другую восьмерку, их стало шестнадцать, они мурлыкали, пели, вопили, воссоединив­шись внутри ее сознания.