Фенрир. Рожденный волком

Офети даже не стал прицеливаться трофейным копьем. Он про­сто метнул его на середину судна. Копье вонзилось в голову Скак­ки чуть выше виска, и он повалился на доски. После чего Офети за­брал топор у одного из упавших противников. Ворона по-прежнему удерживала на месте целая толпа, им приходилось нелегко, посколь­ку они не хотели его убить или поранить, чтобы он не потерял вся­кую ценность в качестве раба. Три работорговца валялись на до­сках мертвые или были выброшены за борт, потом их стало четыре, когда Офети опустил топор на голову извивающегося на дне судна противника со сломанной ногой. Оставшиеся трое надвигались на Офети. И хотя еще недавно им казалось невероятно забавным то, как их командир гоняется за купцом, а четверо их товарищей наступают на безоружного великана, теперь на их лицах не было улыбок.

— Подходите, братья, — сказал Офети. — Четверо ваших това­рищей, выступивших против меня безоружного, лежат мертвыми. Кто из вас испытает судьбу теперь, когда в моей руке зажат круши­тель черепов? Или же вы позабудете о своих потерях и перейдете на мою сторону? Вам известно, кто я такой! Где бы ни собрались воины, они неизменно прославляют мое мастерство. — Он похло­пывал топором по ладони.

Заговорил викинг с большой светлой бородой:

— Я бы очень хотел пойти с таким воином, как ты. Скакки был грубияном, я не буду скорбеть по нему. И я уверен, что ты отлич­ный командир, это так же ясно, как и то, что ты отличный воин. Но валькирии уже летят за нашими сородичами. И хотя они могут при­хватить с собой и меня, наши мертвецы взывают к отмщению.

Леший заметил, что викинг старательно подбирает слова, а се­веряне говорят так в те минуты, когда уверены в близкой смерти.

— Лично мои не взывают, — произнес кто-то.

— И мои!

Четыре викинга подошли к Офети и встали напротив своих то­варищей.

— Вас шестеро, — сказал Офети, — нас пять. Похоже, что нить моей судьбы не обязательно оборвется сегодня.

— Нас будет тринадцать, — пообещал один из воинов, — когда мои товарищи перережут горло чародею.

— Слишком поздно, — проговорил один из тех, кто сидел на Вороне.

— Почему?

— Он уже умер.

Офети поджал губы и кивнул.

— Погиб один из моих товарищей и четверо ваших. Но волнует ли богов, сколько еще будет смертей?

— Что ж, можно сказать, что смерть целителя возмещает наши потери, и наша честь не пострадала, — проговорил светловолосый викинг. — Мы переходим под твое командование, толстяк.

Леший подошел к телу Ворона. Оно уже похолодело, и пульса не было. Он заговорил с ним:

— Ну вот, твоя судьба оказалась вовсе не такой славной, как ты думал. И все же, друг, я скорблю о твоем уходе. Ты предложил мне дружбу, и не на словах, а в поступках, и я благодарен тебе.

Леший окинул взглядом море. «Теперь поскорее в Хайтабу, — по­думал он, — с сотней серебряных монет и набором отличных ме­чей». Он начертил в воздухе знак молнии и поглядел на небо.

— Наконец-то повезло, — проговорил он. Затем он вспом­нил о том, кому подарил ожерелье, бросая его в море. — И те6я, Локи, я тоже благодарю, — сказал он. — Ты воистину щедрый бог.

Глава шестьдесят восьмая МОЛЬБЫ БЕЗ ОТВЕТА

Жеан лежал неподвижно. Руки и ноги заледенели, но вовсе не от трескучего мороза. Его кости были скрючены и изогнуты, они бы­ли теперь не полезнее сосулек на канатах. Он больше не мог даже дрожать от холода, его клонило в сон, и он с трудом держал глаза открытыми. Он знал, что может все изменить, знал, что ему лишь нужно снять с шеи камень, и Волк, живущий внутри него, выйдет на свободу, уж Волк найдет способ. Однако он не снимал амулет. Смерть — а Жеан не сомневался, что умирает, — предпочтитель­нее всех возможных исходов.

Он мысленно повторял псалмы, однако они были для него все­го лишь набором слов. Он чувствовал, как угасает мир вокруг. Сей­час он не был способен ни на какое движение, даже раскачиваться, как раскачивался с самого детства, он не мог.

Над ним склонилось ее лицо. Дева Мария в полях. Элис в полях. «Не ищи меня», — так она сказала ему. А он все равно искал. Он выследил ее, он спал с ней и был счастлив, и, что самое ужасное, он упивался всем, чем оскорблял Бога.

Жеан избрал смерть не как исход, но как наказание, которое Всемогущий мог бы послать ему. Он ел нечистое мясо, он пре­любодействовал и смеялся Богу в лицо. Он заслужил вечные муки.

На борту корабля были люди. Люди передвигали что-то, открыва­ли морские сундуки, доставали оружие. Двое остановились над ним.

— Это монах?

— Калека, князь.

Жеан почувствовал, как лица коснулась чья-то рука.

— Дай мне взглянуть. Он жив?

— Кто знает?

Жеан понадеялся, что эти люди не станут ему помогать. Ему не­обходимо умереть. Он стал воплощением мерзости. Если бы он мог передвигаться, то набросился бы на незнакомцев, вынудив их убить его. Только он не мог двигаться, не мог хоть как-то показать, что жив. Жеан ощутил руку на груди — они пытаются понять, дышит ли он. Рука опустилась на Волчий Камень, ощупала его через руба­ху, раскрыла ворот.

— Что там такое?