Фэнтези 2005. выпуск 2

Снять ставшую самой жгучей и опасной в Четырех Королевствах куртку он не мог. Не мог он и исчезнуть из Королевств, уплыть на одной из пузатых торговых когг за Три Моря, к желтоглазым, не знающим истинных богов котольцам, или на юг, к джунглям, кишащим дикими гоблами, где золото, черные опалы и тысяча и одна болезнь в тамошнем воздухе и воде, — магия клятой тряпки слабела, удаляясь от Великого Леса.

Поначалу он думал, охота будет недолгой, и полыхнувшая война превратила эту надежду почти в уверенность. Но эльфы разбили корпус Наккавея, послать же новое войско короли не решились, и потянулись долгие годы невойны-немира. Для него же — разъедающий душу страх, ночные кошмары, жизнь с оглядкой, на бегу… ни разу за эти годы он не посмел осесть где-нибудь дольше чем на три недели.

Почему они не прекратили охоту? Он не знал. Лишь в крепости тот самый, раздувавшийся от радости щенок-стражник рассказал ему, что длинноухие все эти годы продолжали требовать его, Зигги, выдачи. А несколько попыток подсунуть им фальшивку разоблачали сразу же — хотя над некоторыми из тех несчастных каторжников работали лучшие маги Четырех Королевств.

Знал бы кто, чем были для него эти годы…

Наверное, в конце концов он все же просто устал. Или потихоньку начал двигаться умом — нехитрое дело, при такой-то жизни. Точно-точно — котелок потек. Иначе с чего бы ему приниматься рассказывать свою историю, свою тайну в тавернах первому встречному? За вино, да… за вино он был готов на все — вино помогало забыться хоть ненадолго, вино заставляло страх отступить…

Дорассказывался…

А мигом позже он забыл обо всем, пытаясь сквозь солнце и так некстати хлынувшие из глаз слезы разглядеть лицо неторопливо идущего через поляну эльфа. Зачем? Старик не знал — ведь в памяти его давно уже стерлись те черты… и потом, разве это важно? По-настоящему важен лишь лук в руках эльфа, с которого вот-вот сорвется…

Нет, эльф не будет стрелять. Слишком просто — после долгих лет охоты вот так взять и убить… отпустить. Слишком легко. Наверняка за эти годы они придумали для него дли-инный список… развлечений. Очень длинный.

Что ж… сам напросился… старый размякший кретин. Не хотел доживать остаток дней, страшась неведомого, — ну, теперь-то ты узнаешь все, узнаешь куда больше, чем когда-либо хотел узнать!

Или, мелькнула тоскливо-отчаянная мысль, все же выстрелит?.. Так легко — вскинуть лук, натянуть тетиву! Одно движение для прирожденного лучника!..

Нет, с безнадежной тоской понял Зигги. Не выстрелит. Это же эльф, если бы он собирался убить меня здесь и сейчас, то мог бы всадить стрелу мне в глаз, не выходя из-за деревьев. А он идет… неторопливо так, словно плывет среди цветов и трав… и хоть бы одна травинка колыхнулась. Проклятье… я его даже ненавидеть толком не могу — совсем не осталось сил…

Боги, как же я устал!

Эльф остановился в полушаге от человека. И только в этот миг изумленный бродяга понял, что эльф улыбается.

— Ну, наконец-то! — весело пропел Гиль-Келаэд. — Вот обещанный мной лук — а теперь, добрый человек, верни, пожалуйста, мою куртку!

ДУХИ НИЖНЕГО ЦАРСТВА

Александр Зорич РАШ-РАШ

Тяжело ступая по розовому зернистому снегу — это вызолоченные закатные тучи добавили ему колеру, — Бат Иогала пробирался вверх по горной тропе.

Снег шел давно, да такой обильный, что тропа едва угадывалась. Если он потеряет дорогу и не найдет себе убежище до темноты, ночевать придется в сугробе.

Мысль о таком ночлеге сообщала движениям Бата живость, в его случае тем более примечательную, что не отдыхал он с самого утра.

С механической монотонностью, по которой всегда отличишь опытного ходока, двигались ноги Бата, обутые в высокие охотничьи сапоги на собачьем меху. За его спиной ворочался лук. На поясе отсиживались в ножнах с фатоватыми эмалевыми накладками два кривых ножа — длинный и широкий.

Ох и страшен же бывал Бат, когда сжимал левой Чамбалу, так звали долговязый нож, а правой Кую, так звали коротышку, оскаливался по-боевому и, надувши живот, кричал удалое: «Йе-йе-ги-и-и!»

Даже в медвежьем сердце возбуждал страх Бат Иогала своим криком.

Двадцать шесть медвежьих шкур, отданных Батом перекупщикам жаркого и ласкового товару в прошлый сезон, были лучшим тому подтверждением. Со зверьем потише да пониже разговор у Бата выходил совсем уж коротким: шкуру — чулком, мясо — собакам, и домой, брагу пьянствовать.

Бат был потомственным зверовщиком. И, конечно, фамилию Иогала он присвоил себе против правил. Ведь смердам фамилии не положены. Да и не нужны.

Однажды на постоялом дворе он услышал от бродячего песня-ра сказ о Бате Иогале, тиране Ирвера.

Тиран «имел трех сыновей и каждому из них нанес намеренно увечье», — мелодично гнусил песняр. Одного сына — ослепил, другого — оскопил, третьему проткнул спицей барабанные перепонки. Чтобы сыновья не заносились в гордыне, от которой до междоусобицы и раздела царства рукой подать. Но, сплоченные увечьями, держались друг друга, управляли царством сообща и несли бремя власти в смирении и взаимной любви, пусть и принудительной.