Может, мы и скоты, думал Дым, по щиколотку проваливаясь в талую воду. Может быть… Но нашу судьбу не тебе решать, Хозяин. И не волкам. Я понимаю, что тебе глубоко плевать на эти мои рассуждения, ты даже никогда о них не узнаешь… я надеюсь только, что ты удивишься, узнав о возрождении цивилизации. Нашей Цивилизации, потому что она возродится, Хозяин, ого, еще как…
Дым прищурился; показалось ему или нет, что на близком и лысом, неприкрытом травой горизонте показались серые тени?
Даже если сейчас показалось – волчий запах все ближе. Ветер северный, и Дым идет на север…
Он остановился. Перевел дух; все-таки он отвык от долгих прогулок, от быстрого шага. Все-таки он постарел, как-то сразу, рывком, это тем более удивительно, что еще несколько месяцев назад ему приходило в голову ухаживать за девушкой…
Сердце колотилось так, что прыгала грудь.
– Идите сюда, – сказал Дым. Набрал в грудь воздуха и крикнул так громко, как только мог:
– Эй, вы! Сюда!
Тишина. Шум ветра в ушах, да еще стук сердца.
– Эгей! Все сюда!
От напряжения перед глазами поплыли хвостатые искорки. Дым снова перевел дыхание. Опустился прямо на снег.
Сердце колотилось, разнося по крови изобретение Люка. Его дипломную работу – трижды очищенный, недоступный самому тонкому чутью препарат.
С каждой секундой кровь Дыма все больше превращалась в смертоносный коктейль. Сытые волки, ничего не подозревая, вернутся в свои логова и принесут смерть с собой; уже через три дня появятся первые трупы. Болезнь пройдет по степи, невидимым пожаром ворвется в леса, и только те из серых зверей, кто завтра же кинется бежать со всех ног, – только те, возможно, сумеют спастись…
Если они догадаются.
Проклятие стада на голову волка. Вот что это такое; проклятие смирных и мягких, не сумевших защитить себя ни самострелом, ни факелом.
– Так будет, – сказал Дым.
Потому что он мог только верить. Верить дипломной работе Люка, верить тому, что и Арти-Полевой не украл свое гениальное изобретение, потому что те, кто расписывает стены дома цветами, способны и на собственную идею…
И верить, что Лана и Люк останутся вместе. Не деталями простого механизма под названием «продолжение рода», не случайными знакомыми, не просто бредущими бок о бок…
Он прищурился.
С пологого холма навстречу ему неслись…
Он разглядел их сразу – и в мельчайших подробностях. Казалось, под брюхом самого крупного волка Дым мог бы пройти, не пригибаясь; ноги, из-под которых взлетали лохмотья талого снега, похожи были на покрытые шерстью колонны.
Смерть на смерть.
Как когда-то тушили степные пожары, пуская одну стену огня на другую…
Смерть неслась на Дыма, не подозревая, как близок ее собственный конец.
В последний момент он все-таки побежал – животный ужас взял свое. Он бежал, проваливаясь и спотыкаясь, и ему казалось, что он уходит.
Что он все еще продолжает бежать.
Конец
Зоопарк
«Don't be naughty at the zoo,
Or the zoo-keeper must keep you!»
Пролог
Валера Войков навсегда запомнил день, когда у входа в зоопарк ему разрешили сфотографироваться с удавом.
К удаву еще полагалась сова, но совы оставляли пятилетнего Валеру равнодушным. А удав… удав был восхитительного темно-песочного цвета, с полосками и разводами на чешуйчатых боках. Удав был тяжелый и все время куда-то полз, Валере нелегко было удержать его на плечах.
– Это она, – сказал парень-фотограф. – Удавиха. Люся. Не бойтесь. Она любит, когда ее гладят. Требует ласки.
Валере хотелось, чтобы съемка длилась вечно. Он гладил тяжелую Люсю по морде, по загривку, по немигающим глазам; бока ее были одновременно холодные и теплые, они перетекали под пальцами, как струйка песка. Сова смирно сидела на плече, но на сову Валера не обращал внимания.
Парень щелкнул фотоаппаратом и выдал папе квитанцию: во времена Валериного детства «Полароидов» не было, и фотографии высылали по почте наложенным платежом. Валера долго не мог расстаться с Люсей; вокруг визжали какие-то девчонки, кричали – «Ай, змея!», и еще кричали «Какая противная!» и «Как он берет ее в руки!», и еще что-то кричали, а сова вдруг нагадила Валере на плечо, и пришлось идти к фонтанчику оттираться…
А потом было разочарование – однообразный скучный зоопарк.
Валера три часа подряд тащил отца от клетки к клетке, не уставая, не хныча и не требуя мороженого. Взбирался на барьер, заглядывал в клетку или в бассейн, рассматривал распростертые на земле хвосты и лапы, сонно вздымающиеся бока, повернутые к решетке спины…
– Ну почему они все спят? Почему они не ходят?
– Идем домой…
– Ну почему они не играют?
– А ты бы играл в клетке?
– Играл бы! Почему они не плавают? Почему не качаются на ветках? Почему?
Часть первая
С научной карьерой у Войкова не сложилось. Жиденькую свою кандидатскую он защитил со скрипом.
Зато было старателен, усидчив, аккуратен; вел общественную работу, обрастал нужными связями, обладал немалой практической сметкой и всегда верно угадывал, к кому прилепиться, кому встать в кильватер. «Хозяйственник», – говорили о нем.