Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

При таких обстоятельствах, при страшной потере в людях, положение Рошели становилось с каждым днем хуже и хуже. Только одно то обстоятельство, что и королевская армия находилась в самом плачевном состоянии, как вследствие убыли людей от болезней и стычек. Так и от интриг и раздоров, происходивших в ней и едва не окончившихся открытым бунтом[1006], улучшали ее положение, нисколько, впрочем, не ослабляя опасности быть вынужденною сдаться от голода. А его действие успело уже обнаружиться с полною силою. Целыми толпами уходили рошельцы в лагерь, а некоторые составляли прошение с целью вынудить у совета решение приняться энергически за дело примирения. Более смелые составили даже заговор и думали овладеть городскими воротами и передать их королевскому войску[1007].

Правда, по распоряжению совета имения заговорщиков, находившихся вне города, были конфискованы[1008], но угрозы уже не имели силы, и партия «умеренных» стала открыто требовать заключения мира. Энергия «рьяных» поддерживалась лишь речами пасторов и успехами в стычках с католиками, но число членов ее уменьшалось все более и более, а настояния «умеренных» усиливались, да и число их возрастало более и более. В начале июня важнейшие граждане города явились в совет требовать паспортов. Им было отказано, и даже вменена в преступление их просьба[1009]. Тогда они составили прошение, покрытое подписями более чем трехсот лиц, с требованием принять какие угодно условия мира, но только прекратить осаду.

То было движение, крайне опасное для партии «рьяных» и пасторов, успевших своими действиями оттолкнуть многих и тех, кто готов был идти заодно с нею; оно показывало, что готовится более сильная оппозиция со стороны богатой буржуазии, что она готова решиться на все, чтобы достигнуть цели. Городскому совету и новому мэру, Мориссону, избранному после Анри и принадлежавшему к числу наиболее ревностных защитников городских вольностей, приходилось теперь употреблять всевозможные уловки, чтобы выпутаться из беды, удержать в своих руках ту власть, то влияние на дела, которые неминуемо должны были быть потеряны ими. Они решились держаться прежней политики во внутренних делах, но были вынуждены изменить внешнюю политику и начать переговоры о мире.

Даже пасторы сочли нужным сделать уступку в этом отношении, и сам «рошельский папа» отправился однажды для переговоров в королевский лагерь. Но то были лишь словопрения. Требования одних и предложения других были слишком противоположны, что б можно было согласить их, и оттого переговоры оканчивались ничем, и военные действия возобновлялись с новою силою, разрушая все более и более город, унося лучших его защитников[1010].

А между тем из ратуши стали выходить новые законы, превосходившие друг друга своею суровостью. Было строжайше запрещено оставлять город даже женщинам, и лишь одним старикам, и то за большую плату, дозволено было выдавать па-спорты. Кроме того, имущества лиц, оставляющих город, облагались большим налогом, чем имущества остальных граждан[1011]. Уже одна эта мера возбуждала неудовольствие. Но городской совет действовал решительно, и богачам было крайне невыгодно жить под управлением подобного рода. Недостаток в съестных припасах увеличился в значительной степени, беднякам грозил голод — и вот городской совет издает постановление: каждый зажиточный гражданин обязан дважды в неделю выдавать пищу беднякам[1012]. То не было лишь постановление, обладающее качеством подобных постановлений — оставаться на бумаге: мэр ревностно заботился о действительном применении его к делу. Вместе с членами совета он работал энергически день и ночь, до полного истощения сил, для удержания города в спокойствии и подчинении. Все зачинщики беспорядков, все ослушники распоряжений совета заключались в тюрьмы. Богатые и знатные горожане, агитировавшие в городе для составления прошения, набиравшие подписи, попали под суд, для решения их дела составлена была особая комиссия[1013].