Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Над разработкой этого проекта трудился совет королевы-матери, составленный лишь из трех лиц[111]. Екатерина Медичи была вполне способна к совершению подобного дела. Еще с детства, в своей семье, погубившей свободу Флоренции, она успела напитаться доктринами Макиавелли, полюбить тиранию[112]. Теперь ей представлялась обширная арена. Свои идеи о неограниченности власти она могла применить к более обширному, чем Флоренция, государству.

Для нее существовал и образец государства, управляемого вполне неограниченно. То была Турция. В беседах с Понсэ, прибывшем во Францию еще в 1571 г., она могла почерпнуть самые точные и обширные сведения на этот счет. Понсэ пребывал в разных государствах, при разных дворах. Он мог представить сравнительную оценку различных форм правления. «Я не видел, — говорил он, между прочим, королеве-матери, — ни одного государя, кроме турецкого султана, который имел бы право называться истинным королем. Лишь он один вполне государь, потому что в его руках благосостояние, жизнь и честь его подданных. В его государстве нет никаких званий по рождению, нет ни принцев, ни знати, кроме тех, которые всем обязаны королю, готовы по одному его мановению отдать свою жизнь; нет других земель, кроме земель, принадлежащих фиску, других крепостей, кроме пограничных. Всякий пользуется благосостоянием и правами лишь настолько, насколько они служат опорою власти»[113]. Но он не ограничивался лишь этим простым описанием величия турецкого государства. Он давал советы, как поступать во Франции, чтобы сделать ее сильным государством. «Необходимо, — отвечал он, — уничтожить принцев крови и так ослабить дворянство, чтобы он не могло ни противоречить королю, ни предписывать ему законов; не давать никаких должностей кому бы то ни было по рекомендации тех принцев, уничтожить которых окажется невозможным, возбуждать раздоры между ними. Гражданская война, под предлогом религии, — лучшее средство убить аристократию. В этой борьбе духовенство на стороне власти, а народ пойдет за своими священниками. В этой игре, наиболее опасные погибнут, остальные разорятся. Старайтесь уничтожать тех, кто говорит о Генеральных штатах, и поддерживайте провинциальные Штаты. Раздавайте почетные должности аристократии, а важные административные посты лишь верным людям, преимущественно юристам (gens de la robe), наконец, разрушайте все замки и крепости»[114].

Подобные советы не остались без влияния. Екатерина Медичи усвоила их вполне и на своем совете выработала ряд мер, ведущих к укреплению государства. Было постановлено не допускать во Франции других сеньоров, кроме тех, которые будут созданы самою королевою, не давать им возможности возвыситься до того, что королева не будет в состоянии уничтожить их в случае восстания, препятствовать образованию иной знати, кроме создаваемой изо дня в день, обязанной вполне власти, не могущей вести споры из-за большей или меньшей древности рода. Что же касается принцев, то их следует забавлять и не допускать дo занятия государственными делами[115]. Кроме того, наполнить должности иностранцами, разрушить все замки и крепости, отнять гарантированные гугенотами города, утвердить католическую религию и постараться отделаться от таких сильных домов, как Шатильоны, Монморанси и Гизы[116].

* * *

Таково было, в общих чертах, то впечатление, какое произвело на гугенотов Варфоломеевская ночь; такою представлялась она им и с внешней, и с внутренней стороны, как по отношению к тем побуждениям, которые заставили власть решиться на такой странный шаг, так ив отношении ее совершения.

Убеждения и просьбы короля заставляют гугенотов явиться в Париж. Прием, оказанный им, обещания, какие дает им король, значение, каким они пользуются, — все это вместе производит на них сильное действие. С полным доверием относятся они к действиям и поступкам короля. А между тем все это оказывается фальшью, обманом. Король надевает на себя маску, скрывающую самые тиранические цели. Он втихомолку готовит им полную гибель, желает уничтожить их не только как секту, но и как правоспособное, привилегированное сословие. А, главное, уничтожая их, он думает уничтожить и всю аристократию вообще. Лаская их одною рукою, он другою сам, по собственной инициативе направляет против них нож убийцы, подготовляет неслыханную резню. Мало того, в то время, когда Гизы дают в своем доме убежище гугенотам, он стреляет в них, дозволяет убивать их в своем собственном дворце после того, как клятвенными уверениями в полнейшей безопасности усыпляет их недоверие. По его личному приказу во всей Франции совершается избиение гугенотов, «неслыханное в летописях истории», и кальвинистская партия лишается чрез то громадной массы своих последователей.