Положение Лану было в высшей степени критическое, и только та медлительность, с которою действовал Монпансье, отказ его последовать совету Бурдейля[1743]
, настаивавшего на походе в Перигор и захвате Бержерака, как на лучшем средстве прервать сношения с Лангедоком, спасали Лану и дали ему возможность созвать дворян изо всех провинций, толпами являвшихся на его призыв[1744], сформировать сильную армию и с успехом противодействовать движениям Монпансье. Ему удалось захватить вновь несколько крепостей в Пуату, восстановить прерванные сношения с не взятыми еще крепостями в Пуату и Мараном[1745]; но несмотря на это, он не считал своего положения достаточно прочным и настаивал на заключении мира, которые обнимал бы собою всю Францию, давал бы гугенотам прочные гарантии свободы и безопасности.Для него представлялся удобный предлог агитировать в этом смысле. Тогда как раз составлялось посольство в Базель к принцу Конде, которое, согласно постановлению нимского собрания, должно было выработать просьбы к королю, составить условия мира, которые должно было принять правительство. Лану воспользовался этим и отправил в Базель и с своей стороны послов с целью настаивать на заключении мира от имени всей конфедерации.
В марте месяце 1575 г. в Базеле собрались представители всех церквей Франции и к двадцатому числу составили просьбу, состоявшую из 91 пункта. Они требовали от имени всей конфедерации свободного и публичного отправления богослужения по обрядам реформатской церкви на всем пространстве королевства, примерного наказания всех тех лиц, которые произвели резню 24 августа, освобождения маршалов Монморанси и Коссе, освобождения на время от налога всех тех провинций, входивших в состав конфедерации, которые разорены благодаря войнам, уменьшения тальи до той цифры, которая существовала при Людовике XII, созвания Генеральных штатов, уступки конфедерации по две крепости в каждом губернаторстве сверх тех, которыми она уже владеет, полной реформы и государства, и двора, уничтожения и искоренения всех тех обычаев, которые ввел двор[1746]
.5 апреля послы явились в Париж и шесть дней спустя представились королю. Король принял их милостиво, заверял в своем желании установить мир в королевстве, защищать от оскорблений всех своих подданных, каковы бы ни были их религиозные убеждения. Но когда была ему подана просьба, когда он прочел требования конфедерации, принятие которых было равносильно полному уничтожению всего того, чего достигла королевская власть в течение ряда столетий, — Генрих наотрез отказался согласиться на удовлетворение гугенотов[1747]
. Опасная болезнь, которой подвергся в это время Данвиль, твердая надежда правительства, что оно освободится от опаснейшего своего врага, побуждали его к твердой решимости не давать удовлетворения на просьбы гугенотов и политиков. Послы должны были вернуться ни с чем. Надежда на мир исчезла, и собрание в Монпелье, созванное на 6 июня Данвилем, выздоровевшим вопреки ожиданиям правительства, решило продолжать борьбу[1748].Но если, таким образом, попытки со стороны гугенотов заключить мир не увенчались успехом, и гугеноты встретили в правительстве упорную решимость не уступать их требованиям, то зато и попытки со стороны самого правительства разорвать союз между различными частями конфедерации, попытки, возобновляемые почти ежемесячно правительством, отклонить Лану и дворян Пуату, а также и Рошель от союза с югом терпели постоянное фиаско. Для правительства было делом крайне важным достигнуть цели своих усилий с этой стороны. Близость Пуату и соседних провинций к Парижу, тот факт, что нигде почти во Франции не было такой массы дворян, как в Пуату[1749]
и что почти все эти дворяне стояли в прямой оппозиции с правительством, заставляли правительство с опасением смотреть на волнения, возникающие в этих провинциях, а раздоры, возникавшие постоянно между знатью и буржуазиею, неустанная борьба монархистов с «рьяными» в самой Рошели давали, казалось, правительству в руки большие шансы на успех.