Феодора

По другую сторону арены у Мунда и его герулов дела также обстояли не лучшим образом. Но ни Мунду, ни Велизарию теперь не надо было заботиться об отражении мятежников. Во все глаза они созерцали потрясающее зрелище.

Зверь о ста тысячах голов принялся уничтожать сам себя. Подобно ядовитой гадине, окруженной кольцом огня, которая впивается зубами, источающими отраву, в собственное тело, толпа умерщвляла свою плоть по всему Ипподрому. Синие рубили Зеленых, Зеленые кололи Синих.

Неестественный союз между партиями, который и без того просуществовал дольше, чем в это можно было поверить, распался, и тут же таимая и долго сдерживаемая ярость дала себя знать. Масштабы кровопролития с каждой минутой разрастались. Толпа начисто забыла о воинах у ворот, забыла все свои счеты с правителями империи, забыла о наслаждении грабежами и поджогами — обо всем, кроме лютой ненависти к людям другой цирковой партии, кем бы они ни были. Ничтожность причины этого столкновения только подчеркивала ужас этой безумной бойни, разворачивавшейся среди обрызганных дымящейся кровью мраморных скамей.

Даже ветеранам Мунда и Велизария, закаленным воинам, привыкшим к любым жестокостям, становилось не по себе. Спустя полчаса, убедившись, что находиться здесь им больше незачем, оба отряда отошли ко дворцу: комитаты через ворота Гормизд, герулы — через ворота Халк, унося с собой раненых — тех, которых еще можно было выходить. Но толпе, безумствующей в самоистреблении, до них не было никакого дела.

И долго еще после ухода воинов не стихало эхо воплей на Ипподроме, и леденящий кровь гул этот разносился далеко по городу и хорошо был слышен во дворце.

Не умолкал он до поздней ночи. А когда на следующее утро Велизарий выслал лазутчиков и те проникли на огромную арену, там их встретила кошмарная картина. Трибуны до самых верхних рядов чернели телами мертвых и умирающих. Нижние ряды, ближе к Воротам Смерти, оказались полностью завалены трупами, утыканными оперенными стрелами, — именно по этим рядам лучники Велизария нанесли первый смертоносный удар. А перед самыми воротами, где комитаты и герулы немалое время отражали бурный натиск обезумевшей толпы, также высились груды тел. По всей арене песок был окровавлен и усеян телами. Трупы валялись даже в кафисме императора — не оставалось ни одного угла, где бы не схлестнулись между собою Синие и Зеленые. Иные, даже с ножом в теле, из последних сил вгрызались зубами в глотки врагов, увлекая тех за собою в мир теней.

Когда впоследствии Ипподром очищали от останков, то нередко среди них опознавали многих видных граждан Константинополя. Сергий, изменник-эскувит, был сражен стрелой, угодившей ему в горло. Среди погибших оказались Друб и Помпилий, вожди-демархи Синих и Зеленых, а рядом с ними лежали многие из их ближайших приспешников. Были обнаружены также тела некоторых сенаторов, патрициев и даже евнухов и священнослужителей, примкнувших к мятежникам.

Значительным оказалось также и число обнаруженных здесь туник с широкими рукавами. С того дня ювенты Алкиноя прекратили существование, д немногие уцелевшие никогда впоследствии не надевали этих одежд, помышляя лишь о том, чтобы их прошлое было забыто навсегда.

Говорили, что на Ипподроме полегло в тот день свыше тридцати тысяч человек.

А в истории никогда более не случалось, чтобы мятеж черни сам себя подавил в беспощадной оргии самоистребления.

Феодора, стоя возле развалин церкви Святого Стефана после того, как Велизарий и Мунд отправились на свою безнадежную вылазку, вновь мучительно ощутила беспомощность. своего пола. О, почему она не может оказаться в самой гуще событий, почему всегда остается только ждать, как повернется дело?

В последовавший затем напряженный и страшный час она не находила себе места, пристально вглядываясь в грозно темнеющую громаду Ипподрома и пытаясь по шуму и выкрикам догадаться, что же там происходит.

Она слышала, как толпа, мерно скандировавшая «Ника!», вдруг разразилась криками: «Слава Ипатию! Многая лета!», а затем изумленно загудела и наконец взорвалась воплем ненависти — комитаты разрядили свои луки. Феодора отчетливо различала все изменения в шуме Ипподрома, хотя и не всегда знала, что они означают. Вскоре прокатился страшный и продолжительный рев — толпа набросилась на отряды Велизария и Мунда, а далее он стал еще более могучим, в нем выделялись неистовые крики, брань, смертные вопли, стоны, которые становились все громче и многочисленнее…

Феодора взглянула на Юстиниана. Император стоял, закрыв глаза и опустив голову, в суровой рясе монаха, опоясанный веревкой и босой, хотя монахи обычно носили сандалии из сыромятной кожи. В руках его были четки, он перебирал кипарисовые шарики, торопливо творя. молитву.

Он и секунды не сомневался в том, что отчаянный удар, который Феодора приказала нанести, не удался. Да она и сама уже готова была поверить, что все пропало. Разве небольшая горстка воинов, которую она послала, сможет устоять против тьмы черни на Ипподроме?