Фердинанд Врангель. След на земле

— Посмотрите, господа, — вдруг привлек он внимание спутников, — это мост Кальдерон. Великолепная арочная архитектура. Но он вошел уже и в историю Мексики. Именно здесь, на заре мексиканской революции, году, кажется, в 1811-м, произошла битва между войсками инсургентов под предводительством Мигеля Идальго[41] и правительственными войсками, которыми руководил генерал Кальеха. Говорят, у Кальехи было всего шесть тысяч солдат, а у Идальго — почти восьмидесятитысячная амия. И все же инсургенты проиграли битву, хотя индейцы Идальго дрались отчаянно и затыкали своими телами пушки противника. Солдатам Кальехи удалось подорвать боеприпасы в тылу армии Идальго, и после этого ослепленных дымом инсургентов можно было резать, как куриц. По слухам, в битве погибло более двадцати тысяч индейцев. И, честное слово, господа, для человечества было бы лучше, если бы погибла вся эта презренная нация, которая не умеет толком распорядиться ни собственной землей, ни другими природными богатствами, а торговлю понимает как искусство половчее обмануть партнера. Да, единственное, что они умеют, это обманывать и грабить привыкших к честной торговле иностранцев...

Елизавета Васильевна все же не выдержала и попросила дать покой их сыну: он недавно болел, еще не вполне окреп, и кажется, его уже клонит в сон.

На ночлег остановились во вполне приличном постоялом дворе. Мужчинам была предоставлена одна общая комната, а баронесса после ужина удалилась вместе с сыном в женскую половину. Однако Фердинанду Петровичу в эту ночь поспать не удалось. Едва улеглись, в комнату зашли еще два путника, прибывшие дилижансом из Лагоса. Один из них, мексиканец лет тридцати пяти, был изрядно навеселе и принялся уговаривать австрийца и Врангеля присоединиться к нему и вместе распить бутылку по случаю его очередной любовной победы.

— А потом я вам расскажу, как это делается, и, если вы способные ребята, вы кое-чему у меня научитесь.

— Может, все-таки не надо? — попросил Врангель. — Да и вам лучше отдохнуть.

— Почему же не надо? — сурово спросил мексиканец. — Сами же будете мне благодарны. Такие, как я, не каждый день встречаются.

— Мой старший брат, военный министр в правительстве республики, — с пьяной хвастливостью начал мексиканец, — привык одерживать победы на поле боя. Я же, господа, предпочитаю любовные битвы в постели. Это намного увлекательней, и для здоровья риск меньше.

Мексиканец радостно загоготал и потянулся с бутылкой к австрийцу:

— Давай выпьем в честь моих любовных побед!

Тот со скрытой злобой прорычал:

— Уйдите от меня. Дайте поспать!

Осадить пьяного «брата военного министра» хотел и Врангель, но, внимательно взглянув на него, понял, что разговоры с этим человеком ни к чему не приведут. Может полезть и в драку. Мексиканец, мощного сложения, с шеей борца, низким лбом, над которым нависла грива жестких, слегка курчавых волос, был, без сомнения, из породы буянов.

Отхлебнув из бутылки, он, не раздеваясь, не потрудившись даже стащить сапоги, прилег на кровать и начал с пикантными, по его разумению, подробностями повествовать, с какой аппетитной бабенкой встречался в Лагосе, как ловко наставил рога ее мужу, коммерсанту из Франции:

— Пухленькая такая, груди как кокосовые орехи, горячая! Женщины, господа, настоящего мужчину, самца, чувствуют на расстоянии. Иной раз стоит только пристально посмотреть на нее, и уже знаю: она будет моей.

Ему все никак не спалось, и рассказы о многочисленных любовных победах продлились почти до утра.

Врангель поднялся с больной головой. Дилижанс, прибывший из Лагоса, уже был готов в дальнейший путь, и когда он тронулся вместе с говорливым «братом военного министра», из постоялого двора выскочил тоже невыспавшийся и еще более чем накануне, кипевший яростью австриец и заорал вслед загремевшей колесами карете:

— Чтоб ты сдох, грязная вонючая свинья! Чтоб тебе самому каждую ночь рога наставляли! Чтоб тебя оскопили, ублюдок! Я пожертвую церкви сто пиастров, если экипаж опрокинется и прекратит жизнь презренного негодяя!

Вышедшие на истошный крик постояльцы внимали австрийскому коммерсанту с молчаливым изумлением. Но «брат военного министра» вряд ли его слышал. Экипаж был уже далеко, и облако пыли клубилось по его пятам.

По прибытии в Лагос с четой Врангель, к некоторому их облегчению, распрощался австриец Шеллинг: его дальнейший путь лежал в несколько ином направлении. А Фердинанд Петрович с Елизаветой Васильевной решили задержаться в городе на пару дней: Вилли опять чувствовал себя неважно.

Домом для приезжих заправлял пожилой, хромающий на одну ногу испанец, бывший моряк, о чем напоминали металлические пуговицы на его сюртуке с изображением якоря. Когда испанец, дон Ромуло, узнал, что его гости — подданные России и возвращаются с берегов Аляски, где провели несколько лет, он изъявил особое к ним расположение.