Довольный полученными взамен мяса подарками, на следующий день камакай приехал уже со своими домочадцами — женой, детьми и племянником. Пока шла неторопливая беседа, малолетний сын камакайского племянника очень ловко припрятал в своей кухлянке приглянувшуюся ему пару ножей и нитку бисера. Делая вид, что не замечает ребячьих проказ, Врангель выпытывал старейшину, нет ли каких островов в районе Чаунской губы и к востоку отсюда.
Старшина нарисовал углем расположение губы, Шелагского мыса, назвав его Ерри, и двух островов в заливе и в море. Один из них, остров Араутан, путешественникам был уже известен.
— А дальше, за мысом Ерри? — продолжал расспрашивать Врангель.
Старик, выслушав перевод, продолжил карту и нарисовал на ней еще один заметный выступ.
— Это Ир-Кайпио, — сказал он, и по очертанию берега Врангель понял, что так он называет Северный мыс.
Обозначив точку в море между Шелагским и Северным мысами, камакай добавил:
— Это земля в море, на север от берега. Ее горы всегда покрыты снегом. Летом, в ясные дни, ее видно со скал. Иногда оттуда приходили по льдам олени. В апреле они возвращались. Однажды я пытался догнать их на лодке, но льды не пустили меня.
Это важное сообщение заслуживало поощрения, и Врангель сказал:
— Мы будем искать эту землю, и, если найдем ее там, Белый царь щедро наградит вас.
— Я бы хотел получить от Белого царя большой железный котел и мешок табаку, — конкретизировал камакай.
— Вы будете иметь все это и еще два больших железных котла, — пообещал Врангель, провожая старика и его родичей.
Чтобы проверить слова камакая, Козьмин и Врангель отправились на нартах на восток от Шелагского мыса и на расстоянии в несколько десятков верст действительно приметили в море скалистый островок, который первоначально изображал на своей карте чукотский старейшина вместе с известным им островом Араутан. В память об отважном купце, когда-то погибшем у этих берегов с полвека назад, Врангель назвал остров именем Шалаурова.
Уже несколько дней Врангель и Козьмин, покинув матерый берег, двигались на север. Чтобы не обременять себя лишним грузом, заложили во льдах основной провиантский склад и восемь нарт с проводниками отослали обратно. Теперь в отряде осталось лишь четыре нарты и вместе с Татариновым пять проводников. Провизии и дров должно было хватить на пять дней пути.
Ночью вставших лагерем путников разбудил ураганный ветер. От его порывов парусина издавала звуки, подобные пушечным выстрелам. Слышалось, как трескается лед. Выскочивший из палатки Прокопий Козьмин паническим голосом закричал:
— Выходите, нас понесло!
Беда открылась Врангелю с первого взгляда. Их лагерь оказался на большой льдине, отрезанной от основного ледяного поля. Щели и разводья ширились, и ветер уносил льдину неведомо куда. Сбившиеся в кучу собаки испуганно подвывали. Татаринов вслух высказал очевидное для всех:
— Молитесь, господа! Ежели льдина треснет, назад нам не вернуться.
Ночь прошла в мучительном ожидании, а наутро стихавший ветер вновь прибил льдину к неподвижному полю.
Татаринов усмотрел на севере уходившие в небо испарения.
— Нам туда не пройти, — сказал он. — Там открытое море.
— Тогда двинем на северо-восток, — уверенно ответил Врангель.
Теперь путь преграждали сменявшие друг друга гряды торосов. Изучение через трубу ровного участка льда выявило на нем неширокие трещины.
— Что будем делать? — Врангель внимательно смотрел на Козьмина и Татаринова. Это решение он не хотел принимать единолично. Мнения разделились: штурман высказался за продолжение пути, Татаринов же предлагал повернуть назад. Присоединив свой голос к голосу Козьмина, Врангель подытожил:
— Большинство решило, что мы едем вперед.
Такое они уже испытывали и во время прежних походов. Лед прогибался, а иногда и лопался, но быстрота бега собак позволяла вынести нарты на безопасное место еще до того, как они начинали погружаться в полынью. Опасный участок был относительно невелик, и вскоре достигли совершенно твердого льда.
Еще одна ночь прошла в тревоге, на образованном при сильном ветре ледяном острове, отрезанном от основного поля большими трещинами. Утром, составив из льдин своего рода мост, соединились с его помощью с «материком» и, несмотря на риск, поторопились покинуть опасное место.
Наступило двадцать третье марта, обычный, ничем не примечательный день, и неяркое солнце, как всегда, серебрило простиравшуюся вдаль ледяную пустыню. К вечеру, при крепчавшем ветре, на горизонте, с запада на восток, потянулись в небо темно-голубые облака — свидетельство испарений открытого моря. Очевидно, понимал Врангель, что продолжать путь на север смысла нет. Но хотелось все же получить зримые, бесспорные доказательства тщеты своих надежд.