Фердинанд Врангель. След на земле

Следуя прорезавшему горы каньону, отряд Огдена поднялся по реке более чем на пятьдесят миль, а каменному тоннелю все не было конца. Так же гордо вздымаются впереди вершины гор, поросшие от середины елью и кедром, и орел, распластав крылья, парит над рекой в поисках добычи. Однажды увидели переплывавшего поток оленя и догадались, что он стремится в русло другой реки, впадающей в Стикин.

Днем заметно пригревало, и Питер Огден, раздевшись до пояса, подставлял волосатый торс живительным лучам солнца. Иногда он брал в руки подзорную трубу и внимательно изучал реку: не видны ли впереди пороги и иные неприятные сюрпризы, не пора ли сворачивать к тому берегу, где течение потише? Хотя опрошенные в низовьях индейцы уверяли, что река вполне проходима для гребных лодок и даже крупных судов, но кто же слепо доверяет диким?!

В монотонный плеск весел по воде неожиданно вторгся иной звук — эхом отозвавшийся в скалах ружейный выстрел откуда-то с вершины, метрах в ста впереди. Один из гребцов, охнув, схватился за левую руку: под ладонью медленно расплывалось пятно крови.

— Эй, Патрик, — изумленно уставился на него Огден, — да ты, никак, ранен! Вот же сволочи! — не удержался он и закончил фразу еще более смачным проклятием.

Из пробитого в днище отверстия в лодку начала поступать вода, и Огден скомандовал грести к правому берегу, где у подножия скал виднелась небольшая галечная отмель. Пока одни матросы оказывали помощь раненому, другие взялись на привале за ремонт шлюпки.

А Питер Огден размышлял: кто же отважился бросить ему этот дерзкий вызов? Русские? Но, насколько он знал, еще из беседы с покойным лейтенантом Симпсоном, русские в эту реку не заходили. Какое-либо американское судно в низовьях тоже не наблюдалось. Значит, это могли сделать лишь местные индейцы-тлинкиты, вероятно, те самые, кому в устье реки он продал в обмен на меха несколько ружей и с десяток бутылок спиртного. Хорошо же они отблагодарили его!

После того как пробоина в днище была заделана, Огден отдал приказ поворачивать назад. Не такой он был человек, чтобы отказаться при первом проявлении враждебных действий от планов подняться вверх по реке и выполнить порученное задание. Но это можно сделать и позже, осенью, когда вода спадет и течение будет не таким быстрым. И с местными индейцами он тоже сосчитается!

Ночевать Врангель опять ушел в брезентовую палатку, поставленную в защищенной от ветров лощине недалеко от берега реки Нушагак.

После полудня отправился в обратный путь, на Уналашку, бот «Алеут», а с ним и отец Иоанн Вениаминов. Вот и довелось им опять встретиться, как и договаривались, в Александровском редуте. Вместе с Врангелем священника провожал и управляющий редутом Федор Лаврентьевич Колмаков. Он вновь был немного навеселе и, протягивая руку Вениаминову, умиленно бормотал:

— Благодарствуем за приезд ваш, батюшка! Вот уж праздник доставили и нам, грешным, и всем новообращенным здесь христианам! Не гневайтесь на нас, отец Иоанн, и не сумлевайтесь: все будем делать согласно вашим поучениям и веру в Господа нашего Спасителя далее, в дикие места, понесем. А часовню, как Фердинанд Петрович распорядился, завтра же и строить начнем. Благословите, батюшка, на добрые дела!

Вениаминов осенил его крестным знамением и кротко сказал:

— Ну ступай, бывай здоров, Федор, а нам с Фердинандом Петровичем еще кое о чем обмолвиться надо.

Колмаков взмахнул рукой и пошел к холму, на котором за прочным тыном выглядывали добротные, из круглого елового леса, строения редута. Для устрашения диких на сторожевых будках были установлены несколько орудий.

— Что-то начальник-то местный загулял, — смущенно, будто оправдываясь за своего подчиненного, пробормотал Врангель. — А по прибытии нашем выглядел молодец молодцом, в добром здравии. Неужто на моем судне горячительное зелье кто-то контрабандой ему доставил?

— Не серчайте вы на него, Фердинанд Петрович, — примиряюще ответил Вениаминов. — Ему ж здесь, в глуши лесной, тоже свой праздник хоть изредка хочется иметь. Скажу вам по совести: прошлый раз, когда впервые прибыл я сюда, и мне в роли невольного контрабандиста пришлось послужить. От человека, коему отказать я никак не мог, в силу глубокого к нему уважения, была передана мне посылка для Колмакова, со штофом, как оказалось, то ли коньяка, то ли рома. Вот и на вашем корабле такой же, должно быть, добросердечный связник очередную посылочку доставил. Они же, старовояжные, как Колмаков, люди особые, давней, еще с барановских времен, дружбой связаны. К таким особый подход нужен, чтоб чересчур не задевать их самолюбие. Может, не стоит, право, так уж обижаться на Колмакова. Догадываюсь: из-за излишне веселого его настроя вы и в редуте ночевать отказались.