Ференц Лист

Первого июня он вернулся в Веймар и уже на следующий день написал Вагнеру: «…Итак, ты читаешь Данте. Хорошее для тебя общество. К этому чтению я смогу услужить тебе некоторыми комментариями. Уже давно в голове моей бродят — в этом году я их напишу — 3 части симфонии „Данте“: Ад, Чистилище и Рай, две первые — только инструментальные, последняя — с хором. Когда осенью я поеду к тебе, то, вероятно, уже смогу привезти симфонию и если ты не сочтешь ее плохой, то разрешишь мне написать на ней твое имя… Всё лето до поездки в Эстергом (в конце августа) я останусь здесь. Из музыкальной работы меня сейчас занимает новая (довольно измененная) партитура хоров, сочиненных к „Прометею“; будущей зимой я хотел бы издать их. Как только буду готов с ними, тотчас же примусь за симфонию к „Божественной комедии“ Данте, план которой я частично уже наметил»^[466].

В ответном письме от 7 июня Вагнер писал: «Лучший из смертных, прежде всего позволь выразить удивление перед колоссальною твоей продуктивностью. Итак, ты опять носишься с мыслью о симфонии „Данте“. <…> Не могу не преклониться с чувством изумления перед таким чудом. Когда думаю о твоей деятельности за последние годы, ты представляешься мне настоящим сверхчеловеком. И какое особенное удовлетворение ты должен иметь от своих трудов! <…> Итак, Divina Commedia[467]? Прекрасная, без всякого сомнения, идея, и я уже наперед вкушаю удовольствие от твоей музыки. Но всё же я должен высказать разные мои мысли на этот счет. Что „Ад“ и „Чистилище“ удадутся тебе вполне, не сомневаюсь ни минуты. Но вот „Рай“ возбуждает мои сомнения. И ты сам поддерживаешь их тем, что проектируешь какие-то хоры. <…> С этим Парадизом всегда будут выходить неизбежные затруднения, и если кто подтверждает это с особою силой, так это, к нашему удивлению, сам Данте, певец Рая. Даже его Рай является слабейшей частью „Божественной комедии“. <…> Но то, что оказалось не по силам Данте, — допускаю это, — удастся тебе. Ты хочешь, дорогой друг, звуками выявить свое религиозное настроение. Почти с уверенностью предсказываю тебе успех в этом деле. Музыка и есть настоящее, художественно-идеальное подобие мира, и человек, посвященный в ее тайны, не сделает тут никакой ошибки. Но твой Парадиз, твои хоры — всё же внушают мне дружеское беспокойство»^[468].

К советам друга Лист прислушался, и это обязательно нужно иметь в виду, анализируя окончательный вариант «Данте-симфонии».

В конце театрального сезона были даны два спектакля: 4 июня Лист дирижировал «Тангейзером», а 24-го — оперой Николаи[469] «Виндзорские проказницы». В это же время Лист был занят написанием брошюры «Берлиоз и его симфония „Гарольд“» (Berlioz und seine «Harold-Symphonie»), в которой также обобщал свои принципы взаимосвязи музыки и слова.

В столь насыщенное разнообразными творческими задачами лето Лист не забывал и о своей педагогической миссии. Армия его учеников постепенно пополнялась. В июле в Веймар прибыл Карл Таузиг[470], заслуживший прозвище «будущий Лист».

Двадцать шестого июля Лист отправился в Йену, где должна была исполняться его «Сексардская месса». Там он свел знакомство с советником юстиции Карлом Гилле (Gille; 1813–1899) — не только успешным юристом, но и активным музыкальным деятелем (достаточно сказать, что в течение шестидесяти лет он бессменно руководил в Йене проведением традиционных академических концертов)[471]. Впоследствии именно он много лет был генеральным секретарем Всеобщего немецкого музыкального союза и одним из первых хранителей Дома-музея Листа в Веймаре. В лице Гилле Лист нашел надежного друга на всю жизнь^[472].

Лето 1855 года принесло Листу и новые семейные заботы. В начале июля в Веймар пришло известие, что мадам Патерси серьезно заболела и больше не сможет заниматься воспитанием Бландины, Козимы и Даниеля. После долгих колебаний было принято решение, что девочек возьмет к себе Франциска фон Бюлов, мать Ганса, переехавшая к тому времени в Берлин, а Даниель останется в Париже заканчивать лицей. Было решено, что все дети перед такими серьезными изменениями в жизни приедут в Веймар погостить у отца. 21 августа они встретились. Радости не было предела. Лист признавался в письме Агнес Стрит-Клиндворт: «…Дочери занимают две трети моих дней. Это милые, умные, живые, более того, пожалуй, даже слишком ко всему присматривающиеся барышни. Они одинаково пошли и в папу, и в маму… Переселение в Берлин не очень их радует, а между тем это самое разумное и благоприятное решение из всех для меня возможных. Госпожа Бюлов по характеру, привычкам, духовной культуре и положению наилучшим образом соответствует порученной ей задаче»^[473]. Тогда же Лист писал своей матери: «Что касается музыкального образования, то под руководством Ганса фон Бюлова, которого я люблю, как второго сына, и считаю превосходным талантом, то оно будет протекать в условиях лучших, чем где бы то ни было»^[474].