Ференц Лист

«Сударь! Мне очень приятно сообщить Вам о том искреннем удовольствии, какое я испытал, читая Вашу [скрипичную] сонату оп[ус] 8. Она свидетельствует о сильном, глубоком, изобретательном, превосходном по качеству композиторском даровании, которому остается только идти своим, природным путем, чтобы достигнуть высокого совершенства. Льщу себя надеждой, что у себя на родине Вы пользуетесь успехом и поощрением, которых Вы заслуживаете. Впрочем, и за ее пределами Вы в них не будете нуждаться. Если Вы приедете в Германию этой зимой, то я сердечно прошу Вас остановиться на некоторое время в Веймаре, чтобы нам познакомиться поближе. Благоволите, сударь, принять уверение в моем искреннем уважении и почитании.

29 декабря,1868.

Рим. Ф. Лист»^[643].

Это письмо, написанное по собственной инициативе, — Григ не посылал Листу на просмотр свои произведения и не обращался ни с какими просьбами — пришло в тот момент, когда 23-летний композитор особенно нуждался в ободрении. Лист в прямом смысле слова спас еще одну творческую жизнь — благодаря заступничеству мировой знаменитости тот получил стипендию и общественное признание.

К концу 1868 года относится тесное общение Листа с двумя представителями американской культуры — художником Джорджем Хили (Healy; 1813–1894) и поэтом Генри Уодсвортом Лонгфелло (Longfellow; 1807–1882)^[644], автором знаменитой «Песни о Гайавате». С Хили Лист был знаком раньше — тот писал его портрет во время игры на рояле. Лонгфелло, приехав в Рим, стал упрашивать Хили познакомить его со своей знаменитой моделью. 31 декабря художник и поэт пришли в гости к композитору. Впоследствии Хили вспоминал: «Но Аббат сам вышел приветствовать нас, и свеча в римском подсвечнике освещала ему путь. Его характерная голова с длинными седыми волосами, резко очерченные черты лица, проницательные темные глаза, высокая стройная фигура в облачении священника — всё это создавало столь захватывающую картину, что Лонгфелло невольно прошептал: „Мистер Хили, вы должны написать его таким для меня!“»^[645].

Хили выполнил просьбу друга. Портрет Листа, выходящего навстречу зрителю из темноты со свечой в руке, вызывает некое мистическое чувство: он словно последний апостол, способный осветить и освятить кромешную действительность, и пока свеча в руке мудрого старца не погаснет, мир будет существовать.

В середине января 1869 года Лист, вняв настойчивым просьбам великого герцога Карла Александра, вновь надолго приехал в Веймар. Так в его биографии начался период, который исследователи обычно называют «веймарско-римско-пештским», когда его жизнь начала протекать между этими тремя городами. Новый творческий подъем, новые педагогические победы… Лист опять находился в самом центре культурной жизни, окруженный многочисленными учениками, единомышленниками и… врагами.

За время его отсутствия в Веймаре произошли значительные изменения. 17 октября 1866 года на должность театрального интенданта вместо Дингельштедта был назначен барон Август фон Лоэн (Loën; 1827–1887), с приходом которого театральная жизнь Веймара значительно оживилась. Будучи писателем, Лоэн всеми силами старался поднять уровень спектаклей на высоту, достойную прежней славы Веймара как «столицы искусств». Он начал с постановок драм Шекспира и Шиллера. Во взглядах на качество оперных постановок он был солидарен с Листом (в 1870 году именно Лоэн стал инициатором проведения в Веймаре очередной «недели Вагнера»). В лице Лоэна Лист приобрел не только доброго друга, но и верного соратника.

Альтенбург после отъезда Листа был сдан другим жильцам, и ему был выделен уютный двухэтажный дом придворного садовника[646], расположенный в западной части живописного парка на реке Ильм (Ilm). Именно здесь Лист теперь занимался с учениками, вновь уделяя преподаванию львиную долю своего времени. Здесь же он принимал многочисленных посетителей, буквально со всего света съезжавшихся к нему. Кстати, уже в феврале Листа в очередной раз посетил Антон Рубинштейн.