Ферма

– Тогда почему ты решила вернуться к нему, если искала того, кто поверит тебе? Ведь ты сбежала от него именно потому, что он тебе не поверил!

Чтобы не разговаривать, сидя друг к другу спиной, мать развернулась ко мне, и теперь мы устроились на постели, соприкасаясь коленями, словно два подростка, поверяющих друг другу самые сокровенные тайны.

– Ты прав, когда ставишь под сомнение мое решение. Но в данном случае обвинение было выдвинуто не против меня. Речь шла о преступлениях, совершенных другими людьми. И, в отличие от той давней истории, теперь я располагала фактами и уликами, именами и датами. Я всего лишь попросила бы его быть объективным.

Я отважился на маленькую провокацию:

– Я готов согласиться с тобой при одном условии: он правильно понял и оценил события лета шестьдесят третьего года. И поэтому ты надеялась, что он все поймет правильно еще раз?

Мать в отчаянии подняла глаза к небу.

– Значит, и ты поверил, что это я убила Фрею!

– Нет, не поверил, мам. Но если твой отец неправильно истолковал твой поступок, почему ты решила обратиться к нему вновь?

Глаза матери наполнились слезами.

– Потому что я хотела дать ему еще один шанс!

Поскольку она призналась в том, что действовала под влиянием эмоций, я перестал ерничать и попытался разобраться в чисто технических вопросах. Не исключено, что она пыталась связаться с ним еще летом, я просто об этом не знал.

– Когда ты в последний раз виделась с ним?

– Он написал мне после смерти мамы.

То есть примерно десять лет назад. Помню, как мать читала какое-то письмо, сидя за кухонным столом с остатками завтрака. Я учился в школе. Заканчивался второй семестр. Боясь, что дурные вести отвлекут меня от сдачи экзаменов, мама попыталась спрятать письмо, но я, мельком глянув ей через плечо, заметил шведские буквы и поинтересовался, в чем дело. Новость не произвела на меня особого впечатления. Бабушка никогда не приезжала к нам и вообще не поддерживала с нами связь. Она была для нас совершенно чужим человеком. Письмо пришло уже после ее похорон, лишив мать возможности поехать и присутствовать на них. Поскольку после того они больше не общались, я спросил:

– Почему ты была уверена, что адрес не изменился?

– Отец никуда и никогда не уедет оттуда. Он построил эту ферму собственными руками и умрет там.

– И ты даже не позвонила предварительно?

Я решила, что не стоит этого делать. Захлопнуть дверь перед чьим-либо носом труднее, чем просто повесить трубку. Так что, как видишь, у меня были свои сомнения. На велосипеде я бы туда просто не доехала. Значит, оставался единственный выход – угнать наш фургон и уже на нем пересечь почти всю Швецию. Я спрятала велосипед так, чтобы его не было видно с дороги, и пробралась к ферме по полям, чтобы они меня не заметили. Если ты усомнился в моих словах, когда я сказала, что Норлинг последовал за мной, то совершил ошибку. Его автомобиль стоял возле фермы, на подъездной дорожке – что меня ничуть не удивило. Проблема заключалась в том, что он был припаркован прямо перед нашим фургоном, так что выехать на нем я не могла. Но и смириться с тем, что это конец, я тоже не желала. Я решила, что сяду за руль и вырвусь на свободу, протаранив роскошный лимузин Норлинга и вытолкав его на дорогу.

Я украдкой заглянула в окно и увидела, что Норлинг разговаривает с Крисом. Хокана нигде не было видно, но он наверняка должен был скоро приехать. В дом я входить не собиралась, поскольку ключи были у меня с собой, в сумочке. Со всех ног бросившись к фургону, я открыла дверцу, забралась внутрь, с грохотом захлопнула ее за собой и опустила защелку. Я завела мотор, и старый фургон отозвался дребезжащим ревом. Из дома выскочил Крис. Когда я подала фургон назад, он забарабанил кулаком по дверце, пытаясь открыть ее. Я не обратила на него внимания, переключила скорость и дала полный газ, направляясь в машину Норлинга, но в самый последний момент передумала и объехала его лимузин – иначе он мог бы обратиться в полицию, и меня обвинили бы в нанесении противозаконного ущерба. Поэтому я свернула и поехала прямо через свой драгоценный огород, безжалостно давя колесами лук и кабачки, уничтожая долгие месяцы тяжкого труда, повалила изгородь и вылетела на дорогу. Фургон потерял скорость и остановился посреди дороги. Крис бежал за мной. Я видела его в боковое зеркальце на фоне раздавленных овощей. Зрелище было душераздирающее, наша мечта приказала долго жить – с фермой было покончено. Когда Крис поравнялся с фургоном, я надавила на газ и покатила прочь.

Они обязательно стали бы преследовать меня на своих дорогих автомобилях, устроив гонки на узких проселках, а засечь белый фургон было бы нетрудно, поэтому я мчалась на огромной скорости, не разбирая дороги и поворачивая наобум.