Ферма кентавров

— Пошли-пошли, те, кто его кокнул, и деньги, и документы давно забрали, а если сразу не догадались, как раз вернутся и нас увидят. И прибьют заодно…

— Да пусти меня! Иду я, иду…

Верка пошла за мной.

Странно, мне совсем не было противно смотреть на этого мужика. Раньше думала, увижу мертвеца — и меня сразу вырвет. А даже не тошнило… Может, потому, что живым он был совсем недавно?

Когда мы подошли к ограде фермы, мне в голову пришла одна мысль:

— Вер, надо, наверное, Серёге-менту сказать.

Верка замерла на месте:

— Ты что, дура? Тебе жить надоело?

— Это ты сильно умная, по карманам у мёртвых лазить!

— Тю ты! Одно дело — карманы, другое — лезть в свидетели. Это же наверняка бандитская разборка. А ты знаешь, что достаётся тем, кто туда свой нос суёт? Торжественные похороны.

— Но человека же убили!

— Мало ли! А вдруг Серёга тоже в их банде? Читала же, сколько раз открывали, что милиция с мафией связана! Чуть ни в каждой газете. Может, они договорились и специально этого мужика именно на Серёгином участке кокнули. Не лезь! Поняла?

— Он же рядом с фермой лежит!

— Вот и пусть лежит. Кому мешает, те и уберут…

Верка почти убедила меня.

Мы вернулись домой как и вышли, через окна. Верка в свою комнату, я — в свою.

Когда я уже устраивалась поудобней в кровати, то вдруг подумала: что если этот мужик не бандит, не бизнесмен, а конокрад? Очень даже может быть! Полез на конюшню, его поймал конюх и — р-раз! — дубинкой по башке. Сегодня ночью дежурит Павел Прохорыч…

Эта мысль меня так взбудоражила, что я почти до рассвета не могла заснуть.

ГЛАВА 4

Утром в субботу я никак не могла понять, действительно видела ночью мертвеца, или это мне только приснилось. Раньше я никогда не путала сон и не-сон, но раньше и колдовать не ходила, и убитые как-то на дороге не попадались… Можно было бы спросить у Верки, но я встала поздно, когда все уже сидели за столом, завтракали, да и потом тоже как-то не удавалось остаться с нею один на один.

Оставалось только сходить и посмотреть. Мёртвый гулять не отправится, куда положили, там и будет лежать.

К Боргезу я заглянула, как же иначе, а потом — сумку в руки и бегом к началу тропинки на Чёртово кладбище.

В канаве никого не было.

Прошла чуть дальше — ночью даже знакомые места выглядят по-другому, вдруг я немного ошиблась? Но и там не лежало никаких мужиков с темными пятнами на переносице. И под кустами, и на лесной опушке — тоже. И следа, показывающего, что кто-то валялся на земле у дороги я не увидела, но это понятно. Молодая осенняя трава ещё не поднялась, а по той, что выросла весной, за лето высохла и стала похожей на курчавую шёрстку фокстерьера, ничего не будет заметно, если даже потопчется слон.

Время шло и надо было возвращаться, чтобы в школу не опоздать. Чувствовала я смутно: с одной стороны хорошо, что мертвец просто приснился, с другой — только наметилось настоящее приключение, и тут же исчезло, оказалось обычным сном. Скучно…

Вдруг в траве мелькнуло что-то золотистое. Я сбежала с дорожного откоса, нагнулась. Между сухими стеблями застряла монетка. Когда я шла понизу, она была ко мне ребром, поэтому я ничего не заметила. Двадцать пять копеек.

Та-ак…

По дороге обычно никто кроме нас не ходит. И мы-то не ходим, а ездим верхом. В рабочей одежде ни один нормальный человек денег носить не будет.

Значит, ночью на этом самом месте действительно лежал мертвец. Двадцать пять копеек выкатились у него из кармана. Или из кармана у того, кто его убил и потом спрятал тело. Запросто может быть. Человек нагибается, чтобы поднять и потащить труп, и в этот момент монета падает в траву.

Как хорошо, что ночью мы здесь не слишком задержались! А то напоролись бы на убийцу…

Порядочный сыщик исследовал бы траву еще раз, потщательней. Мало ли, какие-нибудь дополнительные улики отыщутся. Но у меня не было времени. Я воткнула в землю там, где нашла монету, сучок, потом подобрала несколько камешков и сложила их кучкой на обочине как раз напротив сучка. Проще было бы начертить стрелочку, но я боялась — вдруг убийцу потянет на место преступления, стрелка тогда точно возбудит его подозрения, камешков же он может не заметить — мало ли их валяется на истоптанной копытами просёлочной дороге?

Наших я догнала на полпути в село. Аня спросила:

— Где ты была? Мы тебя ждали, ждали…

Так повелось, что в школу мы выходим вместе. Только в селе Аня ускоряет шаг, чтобы показать, что ей уже шестнадцать, она взрослая и с малолетками её связывает только общая дорога. Арсен, наоборот, отстаёт — ну не может он появиться на люди рядом с девчонками, пусть даже потом всё равно мы очутимся в одном классе.

Ане я ответила неопределённо:

— Да так… Дела…

Верка сразу поняла, что за дела. Взяла меня под руку и прошипела тихонько:

— Ты что, сдурела? Зачем ты ходила туда? Мы ж договорились…

— Знаешь, этого мужика убрали!

— Конечно, убрали! Зарыли где-нибудь в лесу. И тебя уберут, если будешь соваться, куда не надо.

— Я ж днём… В смысле, утром, сейчас же светло.

Верка тяжело вздохнула: