Ферма животных

Подошел июнь, и сено почти созрело для косовицы. В канун дня летнего солнцестояния, в субботу, мистер Джонс отправился в Виллингдон и там до того нарезался в «Красном льве», что в воскресенье возвратился домой только к полудню. Сразу после утренней дойки работнички его отправились охотиться на зайцев, даже не дав себе труда покормить животных. Вернувшись, мистер Джонс сразу же завалился на диван и заснул, прикрыв лицо газетой «Ньюс оф зе уорлд», так что и к вечеру животные остались голодными. Наконец терпение у них лопнуло. Одна из коров вышибла рогами двери амбара, и голодные животные набросились на мешки с зерном.

Как раз в это время мистер Джонс наконец изволил проснуться. Уже через минуту он и четверо его людей ворвались в амбар с бичами и принялись хлестать всех, кто только попадался под руку. Этого животные уже не могли вынести. Хотя заранее они ни о чем подобном не сговаривались, тут они в едином порыве все дружно набросились на мучителей. На Джонса и его людей вдруг со всех сторон посыпались удары рогов и копыт. Овладеть положением не удавалось. Люди никогда прежде не видели, чтобы скотина вела себя таким образом, и это внезапное возмущение тварей, которых они привыкли пороть и которыми они помыкали, как вздумается, — напугало и ошеломило их. Пустив в ход сапоги, пару минут они еще пытались обороняться. Но еще через минуту все пятеро пустились в бегство по проселку, ведущему к главной дороге, а животные, торжествуя, преследовали их.

Когда миссис Джонс выглянула во двор из окна спальни и увидела, что там происходит, она поспешно покидала кое-какие пожитки в саквояж и выскользнула с фермы другой дорогой. Моисей снялся со своего шеста и, громко каркая, полетел за нею вслед. Между тем животные уже прогнали Джонса и его работников и захлопнули за ними обитые железными скрепами главные ворота фермы. Вот так, даже еще не осознав случившегося, животные свершили победоносное Восстание: Джонс был изгнан, а ферма Мэнор перешла к ним. Первые минуты животные едва верили в свою удачу. Одержав победу, они сначала табуном промчались вдоль границ фермы, словно желая удостовериться, что от них не укрылось ни одно отродье рода человеческого. А потом они помчались назад в усадьбу, чтобы вымести последние следы ненавистной тирании Джонса.

Они взломали на конюшне дверь в кладовую, где хранилась упряжь, и утопили в колодце удила, кольца для ноздрей, собачьи цепи, ненавистные ножи, которыми Джонс обычно кастрировал поросят и ягнят. Поводья, уздечки, шоры, унизительные торбы они побросали в подожженную мусорную кучу во дворе. Туда же закинули и бичи, и когда они заполыхали, животные запрыгали от радости. Ленты, которые вплетали в лошадиные хвосты и гривы по праздничным дням, Снежок также бросил в огонь.

— Ленты, — сказал он, — следует рассматривать как одежду, каковая является отличительной чертой расы двуногих. Животные должны блюсти свою наготу.

Услышав это, Боксер вынес маленькую соломенную шляпку, которой он летом прикрывал от мух свои уши, и тоже предал её огню.

После того, как они уничтожили эти следы владычества Джонса, Наполеон повел их назад к амбару и выдал всем двойную норму зерна, а каждой собаке — по два сухарика. Потом они спели «Всех животных Британии» от начала до конца семь раз подряд и, разойдясь по местам, заснули так крепко, как не спали никогда.

На рассвете они проснулись как обычно и тут же, вспомнив, что произошло накануне, выбежали на пастбище. Здесь на лугу находился холм, с которого открывался вид на всю ферму. Животные вбежали на этот холм и огляделись кругом. Это были их владения — всё, что они видели в ярком утреннем свете, принадлежало им! Придя от этой мысли в восторг, они носились по кругу, по кругу, возбужденно подпрыгивали, катались по росе, набивали рты сладкой летней травой, копытами взрывали черную землю и вдыхали ее благоуханный аромат.

Потом они устроили торжественный обход всей фермы и в немом восхищении обозрели пашни и луга, сад, пруд и рощу. Они как будто впервые видели всё это, и даже сейчас им с трудом верилось, что теперь всё это принадлежит им, животным.

Вернувшись в усадьбу, они молча остановились у дверей жилого дома. Дом теперь тоже принадлежал им, но внутрь входить все равно было как-то страшновато. Через минуту, однако, Снежок и Наполеон толчком распахнули двери настежь, и животные гуськом вошли в дом, ступая с величайшей осторожностью из опасения перевернуть что-нибудь. Они переходили из комнаты в комнату на цыпочках, боясь выговорить слово даже шепотом и с каким-то благоговейным ужасом глядя на невероятную роскошь, на кровати с пуховыми перинами, на зеркала, на диван, набитый конским волосом, на брюссельский ковер и литографию с изображением королевы Виктории, стоявшую на камине в гостиной.