Феронакозия

– Нет, дорогая Лиза, все то, чего мы достигли, все то, кто мы есть сегодня – это наша общая заслуга. Ты проявила удивительное упорство и способность к кооперации. Ты была сильной, четко выполняла все задачи, ты открылась мне, доверилась также, как и я тебе. Это было больше, чем любовь, когда двое становятся одним. Мы и теперь едины, – интонации голоса Завадовского напомнили Лизе недавний разговор с Верой в бане. Когда та коснулась Лизиного лица, и на Лизу снизошел покой.

– Присядь, – Завадовский указал Лизе на место рядом с собой, – Будет лучше, если наши глаза будут на одном уровне.

Лиза опустилась на диван с посветлевшей обивкой, колени их почти соприкоснулись.

– Теперь расскажи мне, дорогая моя девочка, что на самом деле привело тебя снова сюда?

Лиза, как и каждый раз при их встрече, поддалась сиянию, исходящему от лучистого лица Тутанхамона. Его великолепное творение в Лизиной голове, неутомимая паучиха, перевернулась на спинку и довольно теребила тонкими лапками, чувствуя близость своего создателя.

– Я хотела вместе со старым товарищем разобраться в случившемся, – медленно, взвешивая слова, произнесла она, – Но я трушу. Без правды я – неполноценный человек, не знающий собственного прошлого. С правдой же я, вероятно, человек безумный. Самого важного, что со мной произошло, я не знаю. Я живу, но в то же время и нет.

– Почему же? – ласково спросил Завадовский. – Что удерживает тебя от полной жизни?

– Во-первых, мне всегда и везде страшно, и я отступаю назад, прячусь за спинами других, во-вторых, я – стыжусь себя. Мне за все стыдно, Евгений Александрович. За свою неловкость, за свою трусость, за то, как я выгляжу. Но больше всего за свою странность. Я боюсь взглядов людей. И я чувствую, что я другая, чужая всем, не от мира сего.

– Ты – красивая и умная женщина, разве что, немного упрямая.

– И это вы называете красивым?! – воскликнула Лиза, махнув рукой вдоль своего тела. – Вы можете говорить такое хромой толстухе со шрамами?!

– Я не знаю ни одной женщины, которой мне было бы проще сказать об этом. Я знаю тебя настоящую, и ты – лучшее, что я встречал на этой Земле.

– Но ведь поэтому я и не могу быть счастливой, Евгений Александрович. Вы связали мою память, вы сделали меня частью Вас, Вашего метода. Вы спасли меня, наверное, от сумасшедшего дома. Я должна быть Вам благодарна. Но как мне получить назад мою жизнь? Прожить всю ее целиком, вместе со всей болью! Как мне быть с этим? Дайте мне хоть маленький шанс попробовать вкус настоящей реальности! Прошу Вас!

Тутанхамон слушал ее серьезно, почти без движения. Он смотрел на Лизу с теплой родственной нежностью, в этом не было сомнений. Лиза начала дрожать мелкой дрожью.

– Выслушай меня Лиза, – худая смуглая рука накрыла Лизину ладонь, – Чтобы спасти твою душу и помешать опасным воспоминаниям закрепиться, мы задействовали тогда впервые блокировку синтеза белка. Звучит невинно, но в работе мы пользуемся сильнейшими ядами в точной дозировке. Твои родители умоляли меня о помощи, и я пошел на это, рискуя всем. Мы вмешались в механизм формирования долговременной памяти, не позволив закрепиться новым синаптическим связям. Запись воспоминания была остановлена. У инъекции есть и негативные последствия. Твой случай был одним из первых. Я должен был действовать очень быстро, сделать правильный рассчет без опоры на достаточный опыт.

– Вы хотите сказать, что совершили ошибку? – Лиза закрыла лицо руками.

– Нет, хорошая моя девочка, – Тутанхамон склонил голову, – я знаю, что рассчет был абсолютно верным, насколько это было возможно при всех моих знаниях на тот день.

– Но что Вы называете негативными последствиями? – на Завадовского уставились две огромные черные ямы, полные страха.

Профессор снова выпрямился, расправил плечи, от его секундной слабости не осталось и следа. Он снова выглядел безупречным, внимательным и слегка циничным ученым.

– У тебя часто бывают ночные кошмары, ты стала нелюдимой, люди тебя пугают и раздражают, у тебя случаются редкие обмороки и эпилептоидные приступы. Теперь расскажи мне о последнем, том, что случился в доме у Катерины Валерьевны.

– А что я могу сказать Вам интересного? – устало прошептала Лиза. – Плохо помню и то, что было до него, и то, что случилось после. Это ведь не настоящая эпилепсия, Вы по-прежнему так считаете.

– Я полагаю, что приступы срабатывают, как блокираторы, не позволяют разрушить ту конструкцию, что мы создали вместе. Они удерживают тебя от воспоминаний. Но дальше откладывать нельзя, тебе нужно обследоваться у меня в клинике. Ты слишком долго избегала моего общества. И отказа сегодня я не приму.

Лиза глядела в сторону, она почти перестала шевелиться.

– Лиза, – она почувствовала его легкое дыхание совсем близко, – ты поедешь сейчас со мной. И я помогу тебе. Я – тот, кто всегда на твоей стороне, кто всегда тебя поддержит. Идем!

Дверь кабинета приоткрылась, Петр Владимирович Исаев и его жена устремились навстречу профессору и его молодой пациентке. Завадовский сдержанно улыбался и всем своим видом распространял твердую уверенность в успехе.