Феррагус, предводитель деворантов

Он осторожно поцеловал её в лоб. Она проснулась, увидела мужа и поняла все; но, не в силах говорить, она только взяла его за руку, и глаза её наполнились слезами.

— Я не виновата ни в чем, — сказала она, пробуждаясь от сна.

— Ты никуда не выйдешь из дому? — спросил её Жюль.

— Нет, я слишком слаба, чтобы встать с постели.

— Если передумаешь, подожди меня, — попросил Жюль. И он направился к выходу.

— Фукеро, внимательно следите за парадным подъездом, мне надо знать, кто войдёт в дом и кто из него выйдет.

Затем г-н Жюль нанял фиакр и приказал ехать к особняку Мо-ленкуров; там он спросил барона.

— Барон нездоров, — сказали ему.

Жюль настойчиво требовал, чтобы его приняли; он назвал своё имя и попросил, если уж нельзя видеть барона, доложить о нем ви-даму или старой баронессе. Он ждал в гостиной; через несколько минут баронесса вышла к нему и сказала, что её внук слишком плохо себя чувствует и не может его принять.

— Я знаю о болезни вашего внука, сударыня, из письма, которое вы оказали мне честь написать, — ответил Жюль, — и прошу вас поверить…

— Из какого письма, сударь? Из моего письма к вам?! — перебила его вдова. — Но я не писала вам ничего. Что же вам написали от моего имени?

— Сударыня, — продолжал Жюль, — решив сегодня же посетить господина де Моленкура и вернуть вам лично это письмо, я позволил себе сохранить его, вопреки приказанию, которым оно заканчивается. Вот оно.

Вдова позвонила, попросила принести ей очки и, взглянув на бумагу, выразила сильнейшее удивление.

— Сударь, кто-то так превосходно подделал мой почерк, — сказала она, — что, если бы дело шло не о столь недавних событиях, я сама обманулась бы. Внук мой болен, это правда, сударь, но разум его ничуть не повреждён. Мы во власти каких-то преступных людей, и все же я не могу понять, для чего они пошли на эту наглую ложь… Вы повидаетесь с моим внуком, сударь, и убедитесь, что ум его не пострадал.

Она позвонила снова, чтобы узнать у барона, не примет ли он г-на Демаре. Лакей вернулся, приглашая его к барону. Жюль поднялся к Огюсту де Моленкуру, который сидел в кресле около камина и, не имея силы встать, лишь меланхолично кивнул головою Жюлю; видам находился тут же.

— Господин барон, — сказал Жюль, — мне надо сообщить вам кое-что сугубо личного характера, и я желал бы остаться с вами наедине.

— Сударь, — ответил Огюст, — господин командор в курсе всех дел, и вы можете безбоязненно говорить в его присутствии.

— Господин барон, — продолжал Жюль значительным тоном, — вы смутили мой покой, почти разрушили моё счастье, не имея на то никакого права. До тех пор пока не станет ясно, кто у кого может требовать удовлетворения, вы обязаны помогать мне на том опасном пути, куда вы меня сами толкнули. Так вот, я пришёл узнать у вас нынешний адрес таинственного существа, которое оказывает столь роковое влияние на нашу судьбу и словно пользуется какой-то сверхъестественной властью. Вчера, вернувшись после встречи с вами домой, я получил вот это письмо.

И Жюль протянул ему подложное письмо.

— Этот Феррагус, этот Буриньяр, или господин де Функал, — сам сатана! — воскликнул Моленкур, прочитав письмо. — В какой страшный лабиринт я попал! Куда я иду? Я был не прав, сударь, — сказал он, взглянув на Жюля, — но смерть, бесспорно, самое великое искупление, а моя смерть уже не за горами, вы можете от меня требовать все, что пожелаете, располагайте мной.

— Сударь, вы должны знать, где живёт незнакомец. Я должен во что бы то ни стало проникнуть в эту тайну, хотя бы ценой всего моего состояния; а при столкновении со столь беспощадным, изобретательным врагом дорога каждая минута.

— Жюстен вам все расскажет, — ответил барон. При этих словах командор заёрзал на стуле. Огюст позвонил.

— Жюстена нет дома! — заявил видам со странной поспешностью.

— Ну так что же? — живо возразил Огюст. — Люди знают, где он, кто-нибудь верхом съездит за ним. Ведь он в Париже, не так ли? Его разыщут.

Командор, казалось, был сильно взволнован.

— Жюстен не придёт, мой друг, — сказал наконец старик. — Он умер. Я хотел скрыть от тебя этот несчастный случай, но…

— Умер? — воскликнул г-н де Моленкур. — Умер? Когда же? Как?

— Вчера ночью. Он отправился со старыми друзьями поужинать, наверное, напился пьян, а приятели его, пьяные, как и он сам, оставили его валяться на улице, и его переехала телега…

— Его настигла рука каторжника! Он убил его сразу, с первого удара, — сказал Огюст. — Со мной ему не так посчастливилось, он четыре раза покушался на меня.

Жюль мрачно задумался.

— Значит, я ничего не выясню! — воскликнул после долгого молчания биржевой маклер. — Ваш слуга, быть может, наказан по заслугам. Не злоупотребил ли он вашими полномочиями, не он ли очернил госпожу Демаре в глазах какой-то Иды, возбудив её ревность и натравив её на нас с женой?

— Ах, сударь, в своём гневе я рассказал ему все о госпоже Демаре.

— Милостивый государь! — возмущённо вскричал муж.