Феррус Манус: Горгон Медузы

Примарх, возвышавшийся на метр над самыми могучими воинами, ничем не напоминал угрюмого великана, которого Акурдуана оставил в тронной зале. Шагая среди легионеров, Феррус казался открытым, прямолинейным, логически мыслящим, разумным. Но капитан начинал различать множащиеся непрозрачные слои его личности. Под маской выдержанности таились неприязнь и даже откровенная фальшь.

Впрочем, Акурдуана уважал старания Мануса. Ничто стоящее не дается без труда.

Он снова изучил восстановленный портрет. Вышло…

Вышло…

Зарычав, воин растер восковой карандаш в кулаке.

…Вышло совсем никудышно!

Легионер не понимал, зачем вообще старается. Схватив кусок шелка, в который прежде хотел завернуть пластину для перевозки на «Гордость Императора» и последующей печати картины, Акурдуана завесил свою претенциозную мазню. Только так капитан удержался от порыва сбросить камень на пол и разбить сабатоном.

— Слушай, а чего ты мучаешься? Просто взял бы пиктер.

Сегодня Дюкейн выглядел как безупречная антикварная статуэтка Громового Воина. Древние латы лорда-командующего отполировали так, что черная броня засияла плененным светом всех звезд, когда-либо озарявших ее. Кольчужную завесу, спускавшуюся с наплечников, смазали маслом, а шипы на задней стороне горжета наточили. Тяжелый темный плащ обработали паром и выгладили. На сгибе руки Амадей держал высокий шлем, с нащечника которого поблескивало платиновой гравировкой Око Хоруса. Даже стальную пластину над его утраченным глазом промыли под давлением до последнего болтика.

Опустив шелковый покров, Акурдуана расправил убранный за плечо красный плащ-лацерну^[19]. У всех воинов имелись свои обряды.

— Я готов признать, что пикт-снимки — тоже своего рода искусство, но когда ты создаешь изображение, а не просто воспроизводишь его, то… — Черты лица капитана исказила мучительная досада. — А этого мне не добиться.

— Осторожнее, друг мой. — Лорд-командующий шутливо взял его за подбородок. — У тебя так морщины появятся. Не успеешь оглянуться, как станешь похож на меня.

Акурдуана был не в том настроении, чтобы сносить насмешки. Ощерившись, он сбросил руку товарища и потер челюсть. Впрочем, его ярость почти тут же схлынула, а на лице проступила печаль.

— Раз вы, Железные Руки, так похваляетесь своим логическим мышлением, скажи мне, брат: логично ли предположить, что воин с парой шрамов лучше того, кто их лишен?

— Медуза — жуткая яма, — с чувством произнес Дюкейн. — У любого, кто выбрался оттуда, есть какой-нибудь рубец. Думаю, ее жители не знают, как оценивать бойцов без шрамов.

— Ты так говоришь, словно Кемос — дивный Эдем.

— Если там можно видеть дальше десяти метров и тебя не сносит ветром, когда встаешь прямо, — уже отлично. — Амадей наморщил лоб сильнее обычного. — К тому же вы нашли на Кемосе ждавшего вас Фулгрима. Наверняка это немного подсластило пилюлю.

— А на Медузе вы отыскали Ферруса. Ради такого ведь можно смириться с парой пылинок и общей унылостью?

Дюкейн хмыкнул:

— Я рос полудикарем в подульях Альбии, но даже там мы слышали легенды о Сфенеле^[20]. — Амадей ударил себя стиснутым кулаком в грудь, как салютовали в эпоху Объединения. — Увы и ах, ваш новый мир называется Медузой. — Он закатил глаза, потом нахмурился. — Помнишь, как нам жилось на Терре?

Акурдуана кивнул.

— Тогда Империум был меньше. Все друг друга знали, постоянно общались. Не имело значения, цвета какого легиона ты носишь. Сняв доспехи, мы становились совсем одинаковыми. И близко не было ничего… — Дюкейн махнул рукой в сторону собравшихся гостей, и капитан понял, о чем речь: воины разделялись по легионам, кланам, культурным традициям. — Ничего подобного. Между всеми нами немного больше общего, чем согласятся признать эти парни.

— Старая песня, но я готов тебе подпеть.

Амадей захохотал так громко и весело, что на него оглянулись несколько армейских офицеров, сидящих неподалеку.

— Когда я запою, ты это ни с чем не спутаешь. — Он второй раз грохнул кулаком по нагруднику. — Впереди новые победы и все такое.

На оживленном участке в центре зала располагалась большая клетка для поединков. Она поднималась над полом на четырех феррокритовых столбах с железной арматурой, и если бы сейчас в ней находились бойцы, их видели бы из каждого уголка отсека. По размерам клетка подходила даже для схваток между дредноутами. Судя по толщине прутьев, именно на такие состязания она и была рассчитана. Сегодня ринг украшали вымпелы 2-й роты с тюркскими мотивами.

— Кстати, о победах, — отозвался Акурдуана. — Я хочу произнести тост.

Дюкейн повернулся и эффектным жестом отдернул плащ:

— После вас, капитан.

Мечник насмешливо поклонился.

Когда легионеры проходили мимо четырех офицеров-медике, которые минутой раньше смотрели на них, кто-то из смертных позвал:

— Господа!

Греясь в лучах инфракрасной лампы, люди пили из жестяных кружек и слушали заранее записанный текст о грядущей идеальной войне.

— Ого, да это же Тулл Риордан! — провозгласил Амадей. — И он даже не спит!

Смертный поморщился:

— Надеюсь, я не оскорбил примарха.