Ферсман

Вспыхнул костер — прибежище и радость всех усталых. Путники с наслаждением подставили лицо навстречу дыму, чтобы избавиться от гнуса. Полусонные люди разбирали собранные материалы, (Несмотря на усталость, они не преминули, конечно, на обратном пути доотказа нагрузить рюкзаки.) Но находки радовали мало. В это время «дневальный», остававшийся в палатке, сообщил, что всего в получасе ходьбы в соседней лощине он видел какие-то интересные минералы. Несколько образчиков захватил с собой..

Достаточно было кинуть на минералы только беглый взгляд, чтобы забылись и усталость и бессонная ночь. Не обращая внимания на зловещий звон комаров, Ферсман и его товарищи потянулись к камням, и не было конца их удивлению. Перед ними лежали редчайшие минералы.

«Тот, кто не занимался сбором минералов, — записал на следующий день Ферсман, в свою походную тетрадку, — или поисками редких природных тел, не знает, что такое полевая работа. Это не работа геолога, который шаг за шагом картирует какую-либо местность, наблюдая ее особенности. Это скорее игра, азарт — открыть новое месторождение, это дело удачи, тонкого понимания, часто какого-то бессознательного нюха, часто дело увлечения, граничащего с некоторою долей авантюризма и страсти. И вот в этом отношении нет большего соревнования и большего увлечения, как в нашей работе, когда возвращающиеся с гор отряды делятся впечатлениями дня, хвастаются своими находками и гордятся достигнутыми результатами».

Итак, была решена еще одна задача: найден проходимый перевал в долину Хукисвум и обнаружено месторождение редких минералов. Можно спокойно поработать на жиле, вернуться с богатыми грузами на базу в Имандру. Но все это, разумеется, только для того, чтобы немедленно снова выйти в горы.

…Жара сменилась дождями. Черные тучи иногда на целый день окутывали вершины гор, но путешественники уже знали, что дожди в Хибинах так же быстро проходят, как и налетают. В дождливые дни минералоги особенно охотно совершали свои переходы. Ферсман, по его собственному признанию, даже любил непогоду в дни долгих поисковых маршрутов, когда, сгибаясь под тяжестью снаряжения и продовольствия, колонна вытягивалась в длинную молчаливую цепь. Он любил эти дни тумана и дождя, заставлявшие бороться с природой и за сухой ночлег, и за костер, и за переправу через вздувшиеся ручьи.

Место для главного становища было выбрано удачно, и уже через каких-нибудь десять дней отрады прошли все намеченные маршруты.

Эти отдельные эпизоды, разумеется, не могут дать полного представления о действительном размахе работы кубинских экспедиций Ферсмана. Достаточно сказать, что если в первое посещение Хибин, в 1920 году, маленькая группа исследователей проложила первый восьмидесятикилометровый маршрут, то в 1921 году на карте путешествий были отмечены уже маршруты общей протяженностью в 270 километров, а в 1922 году та же маленькая, но уже разбившаяся на отряды экспедиция исходила в общей сложности 1 100 километров.

Во время этих странствований было открыто около 90 месторождений редких минералов.

В 1920 году Ферсман со своими спутниками привез из Хибин 20 пудов минералогических образцов, в 1921 году — 70 пудов, в 1922 году — 96 пудов.

Экспедиции исправили старую географическую карту финляндского геолога Рамзая, составили описания дотоле никем не посещаемых мест, определили направления господствующих ветров. Попутно измерялась температура воздуха и воды.

Но об одной из этих экспедиций, а именно о третьей, можно рассказать подробнее, чем это сделал, например, в своих воспоминаниях неизменный участник всех северных походов Ферсмана профессор Куплетский.

«Помню, — рассказывал он, — как во время одного многодневного маршрута в горы нас подвела испорченная десятифунтовая банка мясных консервов, в связи с чем два дня нам пришлось питаться ягодами и грибами. Помню и первый подъем на вершину Кукисвумчорра, где нас накрыл туман и где мы вынуждены были двое суток плутать, не имея возможности спуститься вниз. Ночевали мы тогда между скалами, согреваясь собственным теплом и редкими глотками спирта, так как никакого топлива на вершине не было».

Памятный подъем!

Как уже было сказано, еще до приезда в Хибины Ферсман мечтал о посещении огромной горы, которая вздымалась в центре всего массива наподобие стола. Почему она казалась ему главной целью его исканий? Нельзя же всерьез говорить о предчувствиях! Быть может, потому, что на ней не удалось побывать никому из исследователей. Даже Рамзай, который подробно обследовал хибинские тундры, дал себе труд ступить лишь на ее западные склоны.

Обосновавшись в палатке под мохнатой елью, Ферсман с трепетным волнением изучал в бинокль подступы к этой горе, окаймленной недоступными обрывами. Только в южной ее части открывался более покатый склон, замыкаемый скалистым утесом.

«Удастся ли нам подняться на эту недоступную высоту и что она нам принесет?» — записал Ферсман в походной тетрадке.