Ферзь – одинокая фигура

Дим взял трубку. Я сел на подоконник и выглянул в раскрытое окно. Шумели машины, был полдень. Шел примерно сороковый час от смерти Ивана Березина. Ощущение чужой колеи все усиливалось.

* * *

У эксперта были длинные засаленные волосы и неаккуратная бородка, сросшаяся с усами. В левом ухе торчала безразмерная серьга, черная футболка скелетисто провисала на тощих плечах. С футболки взирал черно-белый Че Гевара в кепке. Весь вид эксперта даже не говорил, а орал о том, что перед нами – креативная личность, свободный творец, что подлинное предназначение его – днями спать, ночами дымить «кэмелом» перед тридцатидюймовым монитором в элитном дизайн-бюро, одним росчерком светового пера создавать логотип, над которым клиент благоговейно выдохнет: «Бомба!..», а потом на неделю уходить в творческий кризис и посылать всех матом. Злая судьба, однако, уготовала ему роль штатной шестеренки в механизме судебно-технической экспертизы, и единственным сходством желанной участи с участью реальной оказался большой экран.

На экране сейчас светилась многократно увеличенная, профильтрованная, избавленная от шумов и бликов фотография пятерых детей. Три мальчика, две девочки. Возраст – пожалуй, от одиннадцати до тринадцати. Аккуратненько одеты и от того слегка безлики: мальчики в брючках и рубашечках, девочки – в темных юбках и белых блузах. Первая ассоциация, возникающая при взгляде на них, – школьный класс на линейке перед летними каникулами. Однако детей слишком мало, а форма не похожа на школьную. Если приглядеться, то это и не форма, собственно, а просто строгая одежда, подобранная примерно в одном стиле: светлый верх, темный низ. Да и лица детей далеко не столь радостны, как можно было бы ожидать в преддверии лета. Все улыбались – это да, но улыбались неисправно.

«Улыбнитесь, детки!» – сказал им фотограф, и они механически, отлажено растянули губы, но продолжали думать каждый о своем. Худенького парнишку в очках раздражало соседство с девочкой, он старательно сохранял воздушный зазор между собой и ею. Высокий рыжий мальчик только что толкнул темноволосого, а тот не успел дать сдачи, и рука осталась напряженной. А кучерявую нимфетку с острым носиком ждало нечто неприятное – наказание, быть может – и ее взгляд был рассеян, тревожен.

«Поплотнее станьте» – попросил фотограф. Дети послушно придвинулись друг к другу, и руки вытянулись по швам, чтобы избежать касаний с соседом. Дети отнюдь не были дружны, среди них бытовала и зависть, и ненависть, но нежелание фотографироваться отчасти объединяло их.

«Ну что ж вы! По-человечески встаньте! Сюда смотрите!» – прикрикнул учитель, или кто-то вроде того. По его приказу маленькие человечки, наконец, посмотрели в объектив неприязненно приветливыми взглядами. Кудряшка подмигнула, рыжий склонил голову набок, словно со вниманием. Эти подростки отлично владели искусством лицемерия. Только в огромном масштабе экрана можно было разглядеть их истинное настроение.

– Ну, – буркнул эксперт с серьгой в ухе.

– Бананы гну! – гаркнул Сан Дмитрич. – Что за фото?

– Сами ж видите… Зерна.

Бросив эту фразу через плечо, эксперт умолк. Слово «зерна», по его мнению, все объясняло даже таким чайникам, как мы.

– Вы имеете в виду зернистость снимка? – уточнил я.

– Ну да, блин. Все ж в крапинку… как тигр. Гы.

– То есть, снято в низком разрешении?

– Нее. Это аналог.

– Уверены, что не цифра?

– А то. Мыльница.

Подобного субъекта можно разговорить, дав ему возможность показать профессионализм и интеллектуальное превосходство. Так что я продолжал серию тупых вопросов.

– Пленочная мыльница?

– Ну говорю ж. Старинная мыльница годов девяностых, с дохлым объективом. Сюда смотрите, ну, – он выделил и увеличил фрагмент фона: клумба и здание из серого кирпича. – Бэкграунд совсем размазан. А там от детей до бэка метров десять. Глубина снимка ни к черту.

– Бэк что?.. – переспросил Прокопов.

– Фон, – перевел я.

– Лица еще гляньте, – полулежа в кресле, компьютерщик ткнул курсором. – Вот лолитка зеленая, как жаба. Это пленка «Фуджи», только трешевая, там сотка или типа того. Уводит в зеленый. Плюс цифра в низком разрешении дает не зерна, а размытые квадраты. Типа блур такой.

– ОК, ясно, – поддакнул я. – Но откуда тогда взялся растр?

– Растр от сканера. Снимок сначала отпечатали, причем по дешевке, без коррекций. Потом отсканили, вышел растр. И вот здесь тень завалилась в желтый – это тоже от сканера.

– Зачем сканировали? – спросил Сан Дмитрич.

– А я вам типа экстрасенс?

– Сан Дмитрич имеет в виду, возможно, отсканили для монтажа? – я смирился с ролью переводчика. – Кого-то вырезали, кого-то вставили?

– Нет, монтажа не было, это сто пудов. Гляньте, – эксперт дал такой масштаб, что туфель рыжего парня занял пол-экрана. – По краям фигур все сходится пиксел к пикселу. Обычно, когда вклеивают что-то левое, контура слегка размывают, чтобы замазать. А здесь все четко. Ага?

– Вижу.