Раздевать крупное тело, находящееся в бессознательном состоянии, удовольствием было весьма условным, хотя и вполне привычным после курса общей некротической анатомии, где наставник, самых шовинистических взглядов, разрешал девочкам-духовникам только подготавливать трупы к практикуму, чему лично Танка была только рада. Крепкие льняные штаны непонятного буро-зелёного цвета были непомерно велики даже не выдающемуся стройностью мужчине и крепились к такой же безобразной куртке системой тесёмок и шнурков, позволявших подгонять униформу под любого работника. Одевать их на голое тело, пусть даже и заново обмотанное порванной простынёй, девушке было отвратительно, особенно при мысли, о давности последней стирки и происхождении некоторых особенно подозрительных разводов. Ещё противнее было брать в руки потрёпанную порванную в двух местах кепку с затёртой эмблемой какого-то клуба любителей болотных черепах. Утешив себя тем, что избавиться от вшей при нынешнем уровне развития целительства не так уж и сложно, Танка убрала под неё волосы, приладив на голове таким образом, чтобы растрескавшийся козырёк прикрывал глаза. С ногами ей повезло в меньшей степени: грибки и всяческие гниения лечились значительно дольше и дороже. А то, что они непременно появятся, стало очевидным, стоило только стянуть с ног уборщика растоптанные тканевые мокасины самого завалящего вида и вдохнуть ядрёный аромат не мытых с зимней Средницы носков. От крепкого амбре начинали слезиться глаза, как от мертвяцкого зелья, но его обладатель даже не пошевелился. Внутри «говнодавы», как их поспешила окрестить чародейка, были влажными и ещё более изодранными, чем снаружи, только выбора особого не было. Ей и без того повезло найти подходящую маскировку, вместо того, чтобы бегать по вражескому логову в костюме дикого гоблина. Чрезвычайным везением было ещё и то, что под нестриженной лохматой головой мужика не оказалось лужи крови с неминуемыми последствиями для Яританны в виде обморока. Точнее кровь была и в большом количестве, но так и не прорвала кожу, образовав большой синюшный нарыв на затылке величиной с небольшую картофелину. Его вид, конечно, заставил девушку поморщиться, но особой дурноты не вызвал.
Не прошло и получаса, как из общего туалета, слегка прихрамывая и подволакивая ноги, вышел невысокий полноватый уборщик с погнутым жестяным ведром, полным сухой земли и ломаных камней. Его плечи слегка подёргивались, а голова была низко опущена, отчего из-за форменной кепки и воротника униформы практически не видно было лица. Он спокойно шёл вдоль коридора, бурча себе под нос мотив какой-то старой армейской песни.
— Эй, Лексий, как сегодня наряд отбывается? — глумливо заржал проходящий мимо мужчина в серой спецформе. — Заставили срач в триста первой разгребать?
Уборщик в ответ проворчал что-то невнятное, предположительно, матерного характера и лишь тяжело вздохнул.
— А то! — не унимался знакомец, больше занятый собственным ехидством. — Думал, нахаляву денёк отбыть, пока остальные жопу рвут на оборонке!
— Вали давай! — прикрикнул на него другой, вышедший из-за поворота боец, щедро сгрузив половину собственной ноши, представленной длинными полыми трубками с россыпью заклинательных рун.
Бойцы двинулись прочь по коридору, продолжая беззлобно переругиваться и тихо поносить начальство, а уборщик пошёл дальше, всё так же прихрамывая и подволакивая ногу, только сутулиться стал чуточку сильнее. Никто из пробегавших по коридору, устанавливающих оборудование и расчищавших подходы так и не обратил внимания на то, что потрёпанный уборщик странно несет своё ведро, погрузив два пальца в вывернутую землю. А меж тем невидимые глазу голубые и чёрные искры поднимались под бледной кожей к запястью.
В большом камине трещит огонь, радостно подбрасывая вверх искры, что благодаря заклятью превращаются в бабочек и разлетаются по полутёмной гостиной. За ними с заливистым смехом бегают двое малышей, пытаясь развеять прежде, чем на трепещущих огненных крылышках схлопнется большая пасть резвящегося с ними волкособа. Когда этого не удаётся годовалый щенок недовольно морщится и, поскуливая, трясёт огромной косматой головой, чтобы сразу же броситься в погоню за следующей искоркой-бабочкой. Помимо огня и редких вспышек от удачных заклятий обитую деревом комнату освещает лишь, заключённый в банку светляк, висящий на спинке одного из кресел. Перед ним сидит женщина, увлечённо читая какой-то потрёпанный фолиант. Изредка она прикрывает рот ладонью, чтобы хихиканьем не отрывать его от важных дел и даже не представляет, что для него нет дел важнее, чем просто сидеть перед огнём всей семьёй и наслаждаться наблюдением за ней и их детьми. На коленях у него лежит схема очередного заклятья, но этот особый уют совершенно не располагает к работе.