Ферзи

Мужчина поймал себя на слабой, но удивительно живучей надежде, что кто-нибудь из этих двоих сейчас взмахом руки развеет заклятье и выпустит его. Надежда в конвульсиях скончалась, когда хлопнула входная дверь. Звук вышел резкий, глухой и какой-то отрывистый, оставляя после себя неприятный осадок и ощущение, будто вызволение было непозволительно близко.

Чародей тихонько вздохнул. Ему очень повезло (если долгое и изнурительное выслеживание можно назвать везением), что удалось заранее вызнать, к какому каравану прицепились две молоденькие туристки, чтобы выбраться из этого богом забытого городишка. Тогда его, помнится, едва не разобрал смех, когда один из торговцев сознался, что взял двух девчонок в качестве охраны и чародейской поддержки в условиях нестабильных телепортов и обострения активности некоторых видов нечисти. Простоватый, затрапезного вида мужичок так важно вещал о движении энергетических полей и пике размножения виверн, что сразу же становилось ясно, чьи доводы он цитировал. Что и говорить, мозги малосведущему в чародействе торговцу запудрили со знанием дела, что указывало на наличие если не ума, то определённой смекалки. Вот только зря они выбрали именно чародейское прикрытие: случись что, просто выкрутиться не получится. А случиться может, уж он-то об этом позаботится.

Существовала, конечно, вероятность того, что девушки к чародейству действительно имели отношение. Мужчина даже полагал, что они могли числиться какое-то время в Замке, только идентификатор ни разу не отразил их как сколь-нибудь значимый объект, следовательно, их потенциал не превышал базового уровня. Это более чем устраивало его, особенно в нынешнем положении, когда при ограниченной силе столкновение с сильным противником доставило бы дискомфорт.

Размяв затёкшие от долгого сидения мышцы, чародей прошёлся взад вперёд по длинной и узкой подсобке, размышляя о наиболее безопасном способе выбраться из этой абсурдной западни. Была в таком заточении какая-то своя особая злая ирония, но чародей сейчас был не настроен смеяться. Мужчина пощупал край ещё влажного плаща и не многим более сухую рубашку. Придя в себя в запертой кладовке без возможности к немедленному освобождению, он не придумал другого занятия, как перестирать изгвазданные в непонятном составе вещи. От воды пятна лишь больше расплылись. Неизвестная науке дрянь плотно въелась в материю, доводя её до жёсткости дублёной кожи и распрямляя причудливой вешалкой. Рубашка стала напоминать походную кольчугу боевиков, такую же тяжёлую и неудобную, образовав у ворота настоящий защитный ошейник от вурдалаков. На плотном плаще странный эффект сказался ещё сильнее, затянув линию плеч крепким панцирем и даже перекинувшись местами на спину и грудь. Цвет ткани вылинял и приобрёл странный металлический блеск.

Подавив недовольство, чародей снял с навесной полки значительно пострадавший наряд и, морщась от прикосновения влажной ткани, натянул царапучую рубашку. По непонятной самому себе причине он искренне любил эти чёрные тряпки и без сожалений предпочитал любым ярким современным нарядам и модным покроям. Ещё в детстве, нацепив на манер плаща бабушкину гардину, он представлял себя грозным повелителем стихий, бегая по крыше поместья с посохом гостившего у них мага. Стать повелителем в тот раз ему не позволили, бесцеремонно стянув с крыши, отобрав искривший от недоплетённых заклятий посох и впервые в жизни применив волшебную силу ремня. По истечении времени он понял, что в пять лет вёл себя неразумно, используя чуждый по источнику силы посох, распугивая многочисленных гостей поместья и разгуливая в чёрной гардине, которую повесили в зале, где стоял гроб с ещё не остывшим дедом. Стоит полагать, что эти похороны здорово взбаламутили их тихий уезд.

Кое-как справившись с одеждой, чародей немного боязливо прикоснулся к собственному лицу. Поскольку зеркал в захламлённом помещении не находилось, он имел самые смутные представления о своём состоянии. Под пальцами ощущалась непривычно гладкая, словно отшлифованная кожа, отдавая ноющей болью при любом нажиме. Особого дискомфорта не ощущалось, если не считать лёгкой стянутости на щеках и подбородке, которым невидимая корка мешала двигаться. Мужчина даже отстранённо подумал, что здорово выиграет на бритье, если, конечно, не загнётся от заражения крови или алхимического отравления. На голове остатки волос благодаря своевременному мытью сохранились в лучшем варианте и не свалялись войлочной шапкой. Напротив, короткие рваные пучки, оставшиеся от некогда закрывавших лопатки волос, слиплись острыми прядями и жизнерадостно торчали в первозданном хаосе.

«Не царапаюсь и то хорошо», — подумал мужчина и ухмыльнулся, представив себя на приёме у альрийского посла с причёской в стиле зализанного дикобраза.