Фестиваль

Нет, несомненно, Софья Ивановна была женщиной умной и привлекательной. На протяжении всего трудового пути, а отслужила он много лет, ни больше ни меньше – солисткой народного краснознаменного ансамбля песни и пляски имени Григория Веревки, Софья сожительствовала со всеми руководителями вышеозначенного коллектива, чем очень гордилась.

Воспитав в промежутках между романами двоих сыновней и мужа, в данный момент она решила заняться просветительской деятельностью.

Сейчас она мыла раковину, ожидала гостей и просвещала Валерия Степановича на темы, как надо жить и кто во всем виноват:

– Наше правительство – оно мудрое. И наверняка скоро победит все невзгоды. Ведь у нас в стране всего до хрена! А кое-чего особенно в избытке. – Софья Ивановна начала распаляться, отчего ее мозолистая пятерня с вонючей тряпкой еще быстрее начала елозить по эмалированной поверхности, борясь с пятнами, годами скапливавшимися в незатейливом посудомойнике. – В избытке у нас слез. А вода, как известно, двигает турбины. Значит, слезы – это электричество. Это – раз. Слезы у народа – горючие. Это почти бензин. Считай – два. Они же ко всему и горячие. Отопление квартир – это три. Ну и последнее, по большому счету, они горькие. Как в романах Леши Пешкова. Добавил немного куриного помета для крепости – вот тебе самогон. Пей – не хочу!

– Софушка, да ты у меня выдумщица великая, – пробубнил муж, бессмысленно мигая как будто специально завитыми ресницами. – Молодца ты.

– А ты – дурак, – отреагировала Софья Ивановна, споласкивая руки. – Все, накрывай на стол!

Ужин был достаточно скромным, он состоял из нескольких мясных и рыбных блюд, какой-то экзотической зелени и не доставил Ивану с девушкой особой радости. Разговоры крутились вокруг тривиальных бытовых тем, была заметна некоторая натянутость, не исчезнувшая даже ко времени, когда на столе появился самовар с кипятком и огромный заварной чайник, источающий ароматы целебных добавок. Старинные пузатенькие чашки дышали почтенной древностью, приятно оттеняя современный антураж гостиной.

Напиток подействовал на Ивана крайне возбуждающе, он не выдержал и задал мучивший его последние полчаса вопрос:

– Скажите, Валерий Степанович, а правду говорят, что вы ходите в ближайших друзьях нашего главного российского приватизатора?

– А что тут такого? – ни на йоту не смутившись, ответил хозяин. – Мы с ним вместе росли, знакомы с детства. Кстати, в это самое детство он и сейчас очень любит впадать, вследствие чего совершает необдуманные поступки, как бы в забытьи. Я думаю, что ваучерным беспределом страна обязана именно его иногда появляющемуся сумеречному состоянию души. Вы в курсе – он хотел приватизировать не только недра, ресурсы, материальные блага, средства производства, но и кое-что из интеллектуальной собственности народа. У него было намерение прибрать к рукам даже абстрактные понятия нашей жизни; он хотел иметь авторские права на идеи, слова, термины, аббревиатуру и многое другое.

– Он всегда был таким?

– Ну что вы! Конечно же нет. В детстве Толя был милым ребенком, много читал, очень любил сказки. Он часто цитировал книжных героев: филина Гуамоколатокинта, петуха Плимутрока, ослика Филипана, кота Базиликуса. Но больше всего ему нравился грач Румштайкс. До сих пор не могу понять – почему?

– Скажите, когда Анатолий захотел стать политиком? Тоже в детстве?

– Я думаю, нет. Скорее всего его испортило окружение, в котором он оказался после получения высшего образования.

– А какой Анатолий Борисович в общении, на житейском уровне?

– Такой же, как и остальные политики его уровня. Вы знаете, как-то раз шофер Уинстона Черчилля сбился с дороги и завел машину неизвестно куда. Крайне раздосадованный Черчилль, высунувшись из окошка, окликнул прохожего и спросил: «Извините, не могли бы вы уделить мне минуту внимания и любезно пояснить, где я нахожусь?» – «В автомобиле», – буркнул прохожий и пошел дальше. «Вот ответ, достойный нашей политической элиты, – пылко обратился знаток парламентских дебатов к шоферу. – Во-первых, краткий и хамский. Во-вторых, совершенно не нужный. И в-третьих, не содержащий ничего такого, чего спрашивающий не знал бы сам…»

До двадцати трех часов – времени отхода поезда на Москву – необходимо было еще забрать вещи из гостиницы и совершить прощальный легкий променад по вечерним улицам Петербурга, поэтому, когда кукушка на стенных часах дачи прокуковала ровно восемь раз, Райлян, извинившись перед хозяевами, попросил Владимира Владимировича доставить его со спутницей в границы города.

Всю дорогу от горлодеровской дачи до гостиницы их черную «Волгу» преследовал небольшой японский микроавтобус.

– С ним разберутся, – коротко пояснил Владимир Владимирович, когда Райлян со Светой стали вылезать из машины, остановившейся прямо напротив огромной неоновой надписи «Прибалтийская». – Автомобиль в вашем распоряжении. Как будете готовы – водитель доставит вас прямо к поезду. Я буду уже там.

– Спасибо, Вова. До встречи.