Фестиваль

Говнюки – это смесь мудаков с дураками и еще с активной жизненной позицией. Долбоебы – об этих и говорить не стоит. Стоит отметить лишь их исключительную живучесть и фантастическую работоспособность. А может, послать их всех вместе с Бизневским на три буквы? Бабу какую-нибудь позвать с потными ляжками или в кино сходить? А может, поехать сообщить по секрету семье Гастарбайтеров… так, на ушко… что-нибудь из мудрого, собственного сочинения, но покороче, чтобы поняли? Кстати, где вся эта зарубежная сволочь учится русскому языку? Надо будет спросить. Что же выбрать? Ну, например, для них сойдет фраза: талант стремится к совершенству, гений – к истине. Ах, как хорошо! Но с музыкой все-таки будут проблемы. Как было бы замечательно, если бы этот альпийский стрелок, эта жирная горная лаванда хотел стать полноценным поэтом. Этих бы я ему вмиг предоставил. Все вместе эти современные рифмоплеты гроша ломаного не стоят, а с музыкантами хуже… А, действительно, если не умеешь играть на фортепьяно или скрипке, что тут сказать. Да и клановости у них поменьше. Давно я что-то в консерватории не был. Какой там буфет – люкс! А может быть, все-таки принять на себя обязанности обслуживающего персонала? А удастся ли мне это? И если – да, то каким образом? Придется подводить идеологическую базу. Буду стимулировать себя морально, что, в конце концов, должно вылиться в хорошее материальное вознаграждение. С дураками у нас разговор короткий: или взять в долг, или дать в морду. Неплохо бы было бы и в Боснию прокатиться на халявку. Бизневский – аферист. Еще неизвестно, что он затеял. Пока явным криминалом не пахнет, но, зная Сашины жизненные коллизии с метаморфозами, невольно задумаешься. Что он в школе вытворял! В родной 379-й школе, и никто ничего не мог поделать! Собака страшная – даже выпускные экзамены не сдавал. Сказал, что не будет, – и не сдавал. Весь сраный педсовет посылал систематически куда подальше. А вообще-то, может, правильно и делал. Интересно, я бы послал, если бы у меня была такая возможность вкупе с Сашкиным нахальством? А может, это и называется поступком. Поступком с большой буквы, только непонятно, с какой. Хотя вчера общались достаточно мило… да и обещал я ему подъехать. Стопроцентно заниматься проектом не обещал, а подъехать – было. Тогда что я теряю? Ничего. Все. Сказано – сделано. Привожу себя в порядок – и в путь. Только есть ли у меня для этого нелегкого творческого пути свежие брюки? Да и наличие финансовых возможностей пока непонятно. Но в любом случае их необходимо изыскать. Чтоб потом поганые капиталисты не измывались. А может быть, Сережа, сделать как раз наоборот – и прибыть на трамвае? Жалко, блин, трамваи до Арбата не ходят.

А ведь раньше иностранцев у нас воспринимали как инопланетян. Сейчас все встало на свои места, пришло четкое понимание, кто такие мы, а кто такие они. Объединяет нас то, что все мы – люди, по большому счету, а разнят разные мелкие детали. У этих Гастарбайтеров наверняка в кабинете имеются отличный стол, стулья, кондиционер с телефоном и даже крайне удобные канцелярские принадлежности: разноцветные фломастеры, чтобы подчеркивать нужные строчки, ножницы, скрепки и прочая мишура…

Сергей Сергеевичу всегда казалось, что многие жизненные постулаты он понимал абсолютно правильно. А для того чтобы понимать, их надо было прочувствовать на собственной шкуре. Хотя с другой стороны, принимать чужие истины, то есть истины, выработанные другими людьми, он себе особо не позволял; он должен был прийти к ним своей собственной дорогой, а уже потом, сравнив с идеями великих мыслителей, удовлетворенно хмыкнуть, обнаружив если не полное сходство, то все же некоторое подобие.

Понимание, что важно в жизни, а что – не очень, то есть правильная расстановка приоритетов в море житейских дел, было если не важнейшим, то, во всяком случае, одним из главных из этих принципов.

Большинству из так называемых реальных людей всегда казалось, что искусство является инструментом в руках литераторов для описания реальных событий. Флюсов никогда не мог понять, почему «Горе от ума» считается гениальным произведением. Понял он это совсем недавно: потому что там описан типичный случай из жизни так называемого высшего света. Он абсолютно был уверен в обратном. Во-первых, описание временной конкретики литературой есть частный случай, кроме которого существовало и существует еще масса других предназначений литературы.

Всякая ахинея, типа: искусство должно быть партийно или народно – не вызывало у нашего героя ничего, кроме желания плюнуть в раскрасневшуюся рожу какой-нибудь снобистской дуры, излагавшей очередную подобную ерунду с безапелляционностью фанатика Павки Корчагина.