Контушовкин и Ондрух, о чем-то горячо спорящие, на секунду отвлеклись и наперебой стали извиняться, что действительно не поприветствовали сидящего тут мужчину, как это полагается в приличных домах.
Каждый назвал себя, наступила очередь незнакомого мужика. Он наповал был сражен таким обилием в меру известных творческих личностей; Лабухова и Контушовкина он даже несколько раз видел по телевизору, поэтому сильно занервничал.
Надо сказать, что Тамара Клейман звала его нежно – Пауль. Это обращение шло из глубины веков, когда Тамара и Павел еще учились в одном классе. С тех пор прошло много лет, но огромное количество людей, живущих в этом городе, называли его точно так же, как и Тамара. Это немецкое имя настолько вжилось в незнакомого мужика, что порой он и сам не знал, кто же он на самом деле: Павел или Пауль, и поэтому сейчас, переживая незначительный стресс от встречи с литераторами и протянув руку для рукопожатия, он настолько перепугался и запутался, желая представиться одновременно и Павлом и Паулем, что, покраснев, сказал:
– Павель.
Приятели переглянулись – какое странное имя.
– Ладно, – смирился Лабухов. – Павель так Павель.
– Скажите, Павель, – вежливо поинтересовался Контушовкин, – а вы водку пить любите?
– А вы знаете, да.
– А Тамарка вас не обижает?
– А вы знаете, нет.
– Расскажите что-нибудь о себе. – Виктор Контушовкин честно пытался вызвать нового знакомого на откровенность.
– А чего рассказывать, – грустно сказал Павель, – могу про политику.
– Отлично! – обрадовался Лабухов.
– Адвокаты империализма, афишируя буржуазную демократию, обычно делают упор на внешнюю сторону вопроса, выпячивая на первый план формальные права граждан. Такие права в буржуазном обществе действительно превозглашаются и в известной степени даже имеют место. – Павель откашлялся и, увидев, что его внимательно слушают, продолжил: – Конечно, каждый американец может выйти на улицу, встать на помойный бак и высказать людям все, что у него наболело, но надо долго ждать, когда конституция тебя защитит, прямую же власть над твоим свободным словом имеют те, у кого в руках дубинка и револьвер в кобуре и кто обязательно появится в том самом месте, где ты этой якобы свободой захочешь воспользоваться.
– Здорово! А где вы научились так страстно излагать?
– Пятнадцать лет хожу в политинформаторах.
– Ну, тогда за это и выпьем.
Приятели заночевали у Тамары Клейман. Контушовкина всю ночь искала по телефону его жена, Лабухова – многочисленные дети, а поэта-песенника Ондруха не искал никто: сестра с мужем и племянником были на даче, а больше до него в этом мире никому не было никакого дела.
Глава восемнадцатая
Гастарбайтеры – отец и сын – явились в офис для подготовки интервью ровно в десять часов по московскому времени. Флюсов с Райляном уже ждали их, подготовив вопросы и ответы, как и обещали.
Света принесла кофе в комнату отдыха, и работа началась. В принципе, Гастарбайтер оказался смышленым мальчуганом, он на лету схватывал не только суть вопроса, но также его нюансы и оттенки. Именно он придумал себе образ этакого завернутого ботаника, не интересующегося ничем, кроме музыки, хотя на самом деле, по собственному же признанию, был большим специалистом в области понимания российских девушек и импортных спиртных напитков.
На подготовку ушло менее часа.
– Если все так пойдет и дальше – проведем фестиваль без сучка и задоринки, – заявил Сергей Сергеевич.
Иван Григорьевич дополнил:
– Господин Гастарбайтер, у вашего сына действительно очень хорошие способности. Во всяком случае, в деле подготовки интервью с самим собой.
Оба Гастарбайтера заулыбались, а старший моментально сообщил:
– У него очень разносторонние таланты. Клаус – наша большая семейная надежда.
Руководитель съемочной группы «Вестей» Саша Либерзон слыл на телевидении крайне творческим человеком, поэтому, обсуждая с Флюсовым мизансцену взаимодействия Клауса с корреспондентом, он предложил:
– Мы можем уйти полностью от статики, к тому же я предлагаю сделать не просто тупо разговор двух людей: вопрос – ответ, а создать нечто завораживающее, некое действо, по-нашему – экшн. Другими словами, мы попробуем сделать постановочный сюжет.
– Соответственно, изменится его цена, – задумчиво произнес Сергей Сергеевич, – и разумеется, не в лучшую для нас сторону.
Изменится не намного, – успокоил его Саша Либерзон, – зато эффект будет потрясающий. Вы только представьте себе. Юный Гастарбайтер выходит из дверей консерватории, а к нему уже бегут студенты разных курсов, включая старшие. Они бегут и кричат: «О, маэстро! Дайте нам хотя бы подержаться за краешек вашей гениальной партитуры!»
– Или кончик дирижерской палочки.
Либерзон на секунду смутился, а потом, слегка улыбнувшись, согласился:
– Или так. Так вот, они бегут, падают, цепляясь ногами о свежевспаханный дерн на клумбе.
– Извините, уважаемый, ну клумбу я в принципе вижу, но где вы видите дерн, тем более свежевспаханный? Я – сам художник слова, мастер витиеватых фразеологических оборотов, но надо же знать меру.