Братья с женами уцепились за Дашу, но жених ломался. Невеста ему не приглянулась, да и Павел почти был женат на фабричной работнице, над которой управляющим стоял отец Даши. Двое незаконнорожденных детей, две девочки, воспитывались в приюте, Павел их украдкой навещал.
Дело со сватовством тянулось и тянулось. Будущий тесть, узнав, что тому причина, попробовал отговорить дочь, не открывая ей правду, что жених-то с двумя «хвостами». Даша настаивала, она влюбилась и не понимала, как можно отказываться от ее приданого!
— Посули им, батюшка, еще! — просила она отца.
Потеряв терпение, он сказал ей про двух приютских девочек, нажитых Павлом с работницей.
Дочь пренебрегла и этим, — подумаешь, разлучница! Отец всегда может прогнать ее с фабрики, с глаз долой, а там видно будет.
Павел не устоял перед братьями, сдался, к тому же был польщен, что его особы столь горячо добиваются.
Пышная свадьба состоялась в местном ресторане, откуда молодых сразу проводили в свадебное путешествие.
Павел сиял, позабыв про свои огорчения. Родня поздравляла его и завидовала. Он понимал — было чему!
— А дальше что? — выспрашивала Тоня, дивясь теткиной разворотливости.
— Дальше жили-поживали, добра наживали. Лиха беда заручить молодца!
— Про ребятишек не вспоминал?
— Вспоминал. Своих-то бог не дал, так стал уговаривать разыскать в приюте хоть одну девчонку. Я ни в какую! Особенно перед смертью тосковал...
— Про девочек ничего не слыхали? — допытывалась Тоня.
— Нет, ничего. Приют после революции от нас перевели, следы затерялись. Мыкают горе, поди, где-нибудь, — равнодушно заключила тетка и продолжала: — Если бы не свергли царя, сейчас бы нас шапкой не достать! В миллионщиках ходили бы. Удачу я братьям принесла, тузели день ото дня.
— Тетка, не надрывай душу! — обрывала ее племянница.
Тоня любила копаться в теткиных дореволюционных нарядах, завидуя и восхищаясь длинными парчевыми платьями, кружевными зонтиками. Такое великолепие ей и во сне не снилось.
По утрам, когда нужно было собираться на опостылевшую работу, Тоня, валяясь в постели, часто принималась реветь в голос. Тетка пугалась, грузно трусила на кухню за водой. Она разделяла ее горе: замуж пора, а женихов нет.
С возвращением Александра Силыча из длительной командировки Тонечка перестала пугать тетку. Со дня на день она ждала перемены в своей жизни, о которой Александр Силыч неоднократно намекал. Вот-вот отстроится дом творческих работников, где ему обещана квартира, а мебель, упакованная в сено, давно хранится где-то на складе.
Объявленный женихом Александр Силыч чуть не с самого утра по выходным дням заявлялся к Тонечке, ел, пил у будущей родни.
В семье царила приподнятая, праздничная атмосфера. Дарья Степановна не жалела денег на обеды, жарила и парила, лишь бы угодить нареченному зятю.
Проводив жениха, томная Тонечка садилась к зеркалу и принималась рассматривать свое лицо, вспоминая, что сказал ей Александр Силыч о своей пылкой любви и какое платье посулил подарить. Обещаниям не было конца.
— Тетка, а он не обманывает меня? — спрашивала Тоня у Дарьи Степановны.
Дарья Степановна только руками разводила. Она хорошо знала, как у нее за спиной жильцы квартиры перемывали ее старые косточки: подавай, дескать, ей обязательно денежного зятя!
Вскоре жених стал торопить события. Он упорно принялся упрашивать тетку Тони сыграть свадьбу сейчас, не ожидая его квартиры. И в довершение всего Дарью Степановну наладил называть мамашей.
Дарья Степановна встревожилась. Она не приметила сама, как начала потихоньку поварчивать на будущего зятька: из прижимистых попался, «скопи домок», невесте и той до сих пор ничего не подарил. А ну как у него у самого-то, кроме посулов, шиш? А им со свадьбой предстояли траты и траты.
В день именин невесты нареченный жених явился в отутюженном светло-сером костюме, особенно оттеняющем его смуглое лицо, с букетом цветов. Поздравив Тонечку и пропев ей своим баритоном подходящий к случаю старинный романс, он объявил, что намерен организовать грандиозный поход в ресторан всей семьей, тем самым сразу уняв в душе у тетки все сомнения.
В ресторан Дарья Степановна не поехала, собираясь прилечь отдохнуть, а пока, полная приятных предчувствий, прибирала разбросанные в спешке Тонины платья.
«Шутка сказать, — думала она, — целую ораву наприглашал. И Настю с четой Карповых зачем-то... Не одну сотенную профукает. Ну, да, стало быть, водятся деньжонки, на последние не пошикуешь!»
Стук в дверь прервал мысли Дарьи Степановны. На пороге стоял запыхавшийся Александр Силыч.
— Извините, мамаша, портсигар оставил, а без него как без рук. Привычка! — говоря это, он заглянул на подоконники, подошел к трельяжу, приговаривая: — Уж не тут ли спрятался, голубчик? Ну да, вот он! Ну, не скучайте, дорогая мамаша!
Через минуту Дарья Степановна, непонятно чем взволнованная, следила через тюлевую занавеску за женихом, как он прошагал на своих длинных ногах по тротуару мимо дома и почему-то дважды оглянулся на их окна. В его движениях, взгляде ей почудилось что-то вороватое.