Обняв одной рукой подбежавшего сына, другой — Настю, Василий то целовал их, то отстранял от себя, жадно рассматривая с головы до ног.
— Как вытянулся, уже школьник, — говорил он сыну. — Я бы не узнал тебя! А ты не изменилась, Настюшенька. Да ты совсем у меня девчонка, такою я и помнил тебя всю войну. Как я исстрадался по тебе! Мамаша, здравствуйте. Манечка, и ты тут! И ваш Дмитрий, племяш мой! Брат славянин — жив? — Это относилось к Михаилу.
Они обнялись, хлопая друг друга по спине, радостно похохатывая.
— Ну, Вася, кому-кому, а тебе фронт на пользу пошел: лицо, хоть на медаль чекань, осанка полководца! Герой по всем статьям.
Ленька, вновь завладев рукой отца, не отпускал ее. Теперь, когда они стояли рядом, особенно бросалось в глаза их внешнее сходство.
Ксения Николаевна, глядя на радостно-взволнованного внука, не удержалась, всплакнула. Василий, как ей показалось, искал кого-то глазами, хотя из писем знал, что сестра с мужем живут теперь в Тамбове, где похоронена его матушка. Знать-то знал, а сердцу, видно, не верилось.
Дома все было готово к встрече: намыто, прибрано, праздничный стол накрыт.
Настя постаралась приурочить свой отпуск к приезду мужа. Такие встречи теперь не редкость в семьях, которым выпал счастливый случай дождаться живым того, кого провожали когда-то на фронт.
За столом Настя спросила мужа, какие у него планы на дальнейшую жизнь.
— Очень простые, — не задумываясь, отозвался Василий. — Снимаю форму и подаюсь на завод! Соскучился по своим тискам — мочи нет.
— А наша Маня институт умудрилась закончить, я писала тебе. Недавно диплом ей вручали.
— Хвалю и поздравляю тебя, Мария, и тебя, муж!
— Благодарю. Есть за что поздравить. Женился, представь, на простой девушке, чернорабочей поначалу была, а теперь я муж инженера! — отвечал Михаил со свойственным ему веселым добродушием.
— Послушай, артист, а не рановато ли ты седеть начал? — приглядевшись к густой шевелюре счастливого мужа, спросил Василий. — На черно-бурого лиса скоро походить будешь.
Михаил нашелся и тут.
— Мех ценнейший, за валюту его у нас покупают. К тому же стареющих мужчин теперь без парика можно играть!
— И играешь? — не отставал свояк.
— Играю, если выпадает роль. Вот поступишь на завод, заверни во Дворец культуры посмотреть мои постановки. Классику ставлю. В кружке есть талантливые ребята, профессионалам не уступят.
— Обязательно заверну, — заверил Михаила Василий и, улыбаясь, заметил: — Вот, значит, как получается... мы все теперь на «Шарике» прописаны.
Настя сидела по левую руку мужа, не принимая участия в общем разговоре с той самой минуты, когда услыхала про его намерение вновь вернуться в цех. Раньше Настя никогда не думала, кем Василий станет работать после войны, было не до этого. Зато сейчас, любуясь мужем в щегольской форме майора со Звездой, ей трудно было вообразить его в спецовке слесаря, склоненного над тисками.
Назавтра поехали всей семьей навестить Красную площадь, выстояли очередь в Мавзолей. Потом родители засели дома, не посчитались с горячей мольбой Леньки побывать на стадионе, посмотреть прославленного вратаря Хомича.
— Папа, да он ни единого мяча в свои ворота не пропустил, спроси кого хочешь! — немножко привирая, расхваливал своего кумира Ленька. — У нас ребята в школе, знаешь, божатся им — это самая верная клятва!
— Сходим сынок, дай срок. Сначала мама почитает мне свои рассказы, что без меня написала. Составь, если хочешь, компанию...
Ленька присаживался, слушал — он любил, когда мать читала ему свои произведения, и даже был горд этим, но присутствовать при вторичном чтении, зная наперед, что случится с тем или иным героем, ему было скучно.
Чтение с перерывами продолжалось два дня. С тех самых пор, когда Настя по возвращении из Большого театра впервые читала Василию свои стихи, и он, неожиданно для нее, оказался человеком начитанным и разбирающимся в литературе, она стала серьезно прислушиваться к его замечаниям.
По обоюдной договоренности муж имел право, для пользы дела, в любом месте прервать чтение, если вдруг что-то упустил или прослушал.
— Не части! — иногда просил он.
Ксения Николаевна в такие часы хозяйничала на кухне с особой предосторожностью, благоговейно прислушиваясь к голосам за прикрытой дверью. Со школьных Настенькиных лет она знала, какое важное значение в жизни дочери имеет литература, и не переставала верить, что пробьет долгожданный час, когда ее сочинения можно будет прочитать в книгах.
Василий отобрал из семи Настиных рассказов три, которые, по его мнению, были достойны печати. Тематика в них молодежная, в самый раз для журнала «Смена».
— Неси, Настюшок, с руками оторвут — это я тебе говорю! — разошелся Василий, меряя шагами небольшую комнату. — Ксения Николаевна, — крикнул он теще, — зайдите-ка на минутку, полюбоваться на свою дочь... Вот достигла! — зять указал Ксении Николаевне на одобренные им рассказы. — Представляете, рабочий день ненормированный, теснота в бараке, а она писать не переставала. Так несешь в журнал или не несешь? — обратился он к Насте. — А то сам в редакцию отправлюсь.