Февраль: Роман-хроника в документах и монологах

Лидия Яковлевна Липковская устраивает благотворительный спектакль памяти Ю. Д. Беляева. Представлено будет «ПСИШЕ» Ю. Беляева. В главной роли — Л. Я. ЛИПКОВСКАЯ.

«Утром означенного числа явившиеся на заводы мастеровые Выборгского района постепенно стали, прекращать работы и толпами выходить на улицу, открыто выражая протест и недовольство по поводу недостатка хлеба. Движение масс в большинстве носило настолько демонстративный характер, что повсеместно пришлось усилить полицейские наряды. Весть о возникшей забастовке разнеслась по предприятиям всего Петрограда, мастеровые которых также стали присоединяться к бастующим».

(Из доклада начальника отделения по охранению общественной безопасности и порядка в столице от 23 февраля 1917 года за № 5863)

Александр Касторович Скороходов, 37 лет, слесарь, большевик с 1907 года, в 1905 году сражался на баррикадах в Сормово, неоднократно арестовывался, ссылался. Через полтора года будет расстрелян петлюровцами в Жмеринке.

СКОРОХОДОВ. Накануне, двадцать второго, мы в ПК обо всем договорились: утром по всем заводам провести митинги по случаю Женского дня,— поэтому после гудка к работе никто не приступал.

В цехе было шумно. Трансмиссии работали впустую, станки вертелись на холостом ходу, от этого и грохоту было больше обычного. Все стояли группками, переругивались с наседавшими мастерами, но к станкам не подходили, ждали моего сигнала. Я думал потянуть еще немного, но тут в переулке, куда смотрели окна нашего цеха, раздались женские крики: «Хлеба! Долой дороговизну! Долой войну!»

Мы мигом оказались у окон. Напротив ворота мануфактурной фабрики были распахнуты. Масса работниц залила переулок. Куда ни посмотришь — одни бабы. Только в центре несколько наших, машут — выходите, мол. В окна полетели снежки. Я дал сигнал. Мальчишки-подмастерья бросились по цехам, выключать рубильники и звать всех на улицу, торопили замешкавшихся и трусивших. Тех, кто собрался улизнуть, останавливали насмешками. Народ повалил на улицу. Двинулись на Невский. Там я встретил ПК почти в полном составе... Ругаться даже начали: кто позволил дисциплину нарушать? Только вчера решили — митинги и собрания, никаких демонстраций, готовим и раскачиваем народ к 1 Мая... А тут как повалило, только поворачивайся!

И что интересно — сговориться мы друг с дружкой не могли, все в разных концах были, кто на Васильевском, кто на Выборгской, а действовали одинаково и на Невском нос к носу... Это уж каждый большевик знал: если масса вышла, давай ей цель, лозунг и сам впереди...

«На предъявленный мне вопрос могу показать следующее. Рано утром в двери магазина забарабанили. Мы испугались и были вынуждены открыть. Вошли четверо, по виду мастеровые, одна — курсистка, не то еврейка, не то армянка. Главный показал на рулон красного кумача. Я достал аршин, собираясь отмерить кусок, но они засмеялись, бросили деньги и забрали всю штуку. По предъявлении фотографии неизвестного мне Петра Корякова абсолютно подтверждаю, что он был главным».

(Из протокола допроса Мясищева Н. А., приказчика магазина «Мануфактура купца Грекова»)

Иван Мефодьевич Гаврилин, 20 лет, чернорабочий, через год уйдет добровольцем в Красную Армию, в 1924 году вступит в РКП (б), кадровый командир РККА. Погиб в 1941 году при обороне Москвы.

ГАВРИЛИН. Я работал тогда на Путиловском. Утром 23 февраля начальство на ворота объявление повесило, что завод закрывается до особого распоряжения. Народу у проходной скопилось больше тысячи, но что делать — не знали. В это время подошли Семен из лафетного, фамилию его я не знал, с товарищами. Про них говорили, что они в большевиках ходят. Смотрю, они знамя поднимают, а на нем «Хлеба!» написано. Все начали под знамя становиться, и я тоже. Смотрю, они обрадовались и еще два флага поднимают — «Долой войну!» и «Долой царя!». Тут я, честно вспоминаю, в сторону шарахнулся.

На Путиловский я прямо из деревни пришел, политику пуще всего боялся. Когда сказали, что «за хлеб»,— я согласный, а когда получилось «Долой царя!» — боязно стало. Война ведь шла, чуть что — на фронт... Есть о чем подумать. Вот я и отошел от греха подальше. И еще некоторые.

А главный народ — никто не дрогнул, так за флагами и пошли — прямо на Невский. Я тоже пошел — в сторонке, по тротуару, вроде бы вместе, да не совсем. Это потом уж я и в первой шеренге ходил, и с оружием, а тогда — вот так, сбоку. Из песни слова не выкинешь. Иду и все примечаю.