Февраль (СИ)

– Но Эрнест! – Мой слабый голос, срывающийся голос, был преисполнен такого смертельного отчаяния, что я даже увидела некое сочувствие в голубых глазах этого мерзавца де Бриньона. – Так же нельзя! Он невиновен, невиновен, чёрт возьми! Чего стоит это его признание?! Я сама минутами раньше сделала точно такое же! Не-ет, господи, вы не можете так поступить с ним, это… это… так подло, боже мой…

Чем больше я говорила, тем тише становился мой голос. Всё тише и тише, всё отчаяннее и отчаяннее… Чтобы не расплакаться от страха и бессилия на глазах у де Бриньона, я замолчала и, прикусив губу, отвернулась в сторону.

И тогда он снова взял меня за руку. Я поначалу этого и не заметила, погружённая в свои мысли, и лишь когда по телу пробежалась волна обжигающего тепла, когда знакомые электрические разряды вспыхнули под кончиками пальцев – лишь тогда я поняла, что произошло.

– Не трогай меня, – с негодованием произнесла я, и попыталась высвободиться, но на этот раз он держал меня крепко. А ещё эта слабость во всём теле… дурацкая, глупая слабость! Боже, а ведь меня оставили с ним наедине! Да он же что угодно со мной может сделать, пока я в таком состоянии, а я даже на помощь не позову, потому что голос давно уже отказался слушаться!

От этой мысли меня бросило в холод. Всё внутри сковал противный ледяной страх, бороться с которым не было ни единой возможности. Господи, я пропала. Теперь я точно пропала! Я стоически пыталась не паниковать, но всякий раз я вспоминала его похотливые взгляды, и то, с какой животной страстью он набросился на меня вчера ночью, в этой самой комнате. И сердце моё перестало биться на секунду.

Потом он сказал, вполне рассудительно, пока ещё, видимо, не собираясь меня насиловать:

– Жозефина, пожалуйста, давай поговорим!

Ну и что это за мольба в твоём тихом голосе? Что это за выражение лица побитой собаки, не получившей свою долю хозяйской заботы и ласки? Попытка выставить меня виноватой, чёрт возьми, заставить устыдиться? Меня?! Это я, что ли, бросила тебя восемь лет назад, предпочтя тебе другого?! Сукин сын. Как я тебя ненавижу!

– Эрнест, пожалуйста, оставь меня одну, – в последний раз я попробовала по-хорошему, решив, что не стоит пока грубить человеку, в чьих руках находится жизнь моего Габриеля.

– Я никуда не уйду отсюда до самого утра, – сказал де Бриньон. Чем, разумеется, ничуть не обрадовал меня. Хотела бы я знать, где вы собираетесь спать, мсье комиссар! Постель в номере одна. Диванов у меня здесь нет, кушеток тоже. Зато шикарная двуспальная кровать полностью в вашем распоряжении, ровно как и Жозефина, которая слишком слаба, чтобы сопротивляться! Боже, ну он же не всерьёз? Он ведь этого не сделает?

Ха, ну да. Тем, кто ещё свято верил в благородство мсье комиссара, предлагаю вспомнить, как вчера он разорвал на мне рубашку, и как набросился на меня…

О, боже мой.

– Ты собрался ночевать в моей спальне? – Уточнила я, уже и не пытаясь показать ему всё то презрение, что я к нему испытывала. Я просто покачала головой. – Тебе, конечно, наплевать, как всё это будет выглядеть со стороны?

– Наплевать, – кивнул де Бриньон. – С нами под одной крышей живёт серийный убийца, Жозефина. И если выбирать между твоей репутацией и твоей жизнью, извини, но я выберу второе. Я не позволю никому причинить тебе вред.

Бог ты мой, сколько благородства! Раньше-то ты где был, мой герой? Да столько вреда, сколько причинил мне ты сам – не способны были причинить ни Рене, ни Февраль вместе взятые! Так что если от кого и следовало обезопасить меня, то только от тебя самого, прав был Габриель! И не надо делать вид, что ты этого не понимаешь!

– Эрнест, – я вдохнула полной грудью, старательно перебарывая в себе желание задушить его прямо сейчас, и попробовала в последний раз: – Эрнест, пожалуйста, оставь меня в покое, уйди! С твоей стороны просто низко пользоваться моим состоянием и тем, что я не могу уйти сама.

Низко, как и всё, что ты когда-либо делал, мерзавец!

Но, видимо, он-то как раз мою слабость воспринимал как подарок судьбы. Теперь-то, разумеется, я никуда от него не сбегу, и можно будет вдоволь меня помучить! Потешить своё самолюбие за мой счёт – всё, как он любил. И я вновь почувствовала себя униженной, растоптанной… Я, кажется, была готова расплакаться от одной только обиды!

Благо, сдержалась.

– Жозефина, как мне до тебя достучаться? – Тихо и проникновенно спросил он, нежно взяв мою руку, и прижав её к своим губам. Я постаралась представить, что это вовсе не моя рука, а чья-то ещё. Пускай делает с ней что хочет, мне всё равно! Кое-что у меня получилось, мне почти удалось не обращать на это внимания. Оставалось понять, что делать с этими электрическими разрядами по всему телу. Хм. – Я прошу тебя, выслушай меня. Хотя бы выслушай, Жозефина! Я… я не знал про твоего ребёнка.

Про моего ребёнка?!

– Про нашего ребёнка, – быстро поправился Эрнест, заметив, каким взглядом я его наградила. – Я… я клянусь тебе, я не знал! Луиза ничего мне не говорила.