Февраль (СИ)

Я не стала отвечать, не видела смысла. Вместо глупых разговоров я быстро подошла к Гранье, который стоял у окна и видимо до моего присутствия занимался тем, что грустил, глядя на дождь, нещадно колотящий в стёкла. Габриель, скорее по инерции, подался назад, когда я приблизилась к нему вплотную, и тогда я вцепилась в его плечи, и, с силой прижав к этой самой стене, поцеловала его в губы. Он, разумеется, ничего подобного не ожидал, и поначалу не знал, как на такое реагировать, бедняжка! Но потом, разумеется, быстро вошёл во вкус – француз, как-никак, сама природа обязала не быть медлительным в таких вопросах! Он ответил на мой поцелуй с должной страстью, положив руки мне на талию, но через минуту мне стало этого мало.

Я была уже сама не своя, напряжённая до предела, и предпочитала не думать о том, что творю и какие у этого моего поступка будут последствия. Мне нужно было забыться. Мне жизненно необходимо было забыться! А ещё я неожиданно поняла, что хочу быть с ним. И, возможно, не только этой ночью. Это… это было лучше, чем дать проснуться моим старым чувствам к Эрнесту де Бриньону. В одном Габриель был прав – вероятно, он и впрямь мог бы сделать меня счастливой, если бы только я согласилась попробовать и открыть ему своё сердце… Де Бриньон – однозначно нет.

Так что, из двух зол я вполне справедливо решила выбрать меньшее. Если уж отдавать кому-то своё сердце, то только ему, Габриелю, ласковому и чуткому Габриелю! Но сначала я хотела отдать ему своё тело.

Мне это было необходимо, поймите. Я словно обезумела, сама не знаю, что на меня нашло в тот момент. Не прекращая целовать его, я стала расстёгивать пуговицы сначала на его жилете, затем на рубашке. В последний момент Габриель перехватил мои руки у запястий, видимо, пытаясь воззвать к моему здравому смыслу, и убедить меня, что мне вовсе не обязательно с ним спать, чтобы доказывать свою любовь.

Наивный Габриель думал, что может остановить меня таким образом! О-о, определённо, он плохо меня знал! Я поймала его взгляд, усмехнулась, и, предвидя очередные нежные слова о его чистых намерениях (мне совершенно ненужные), я заткнула его самым простым и действенным способом – опустила свою руку чуть ниже с ремня на его брюках, который уже почти расстегнула.

Вот уж не знаю, что он там собирался говорить в такой момент, но, безусловно, сразу же замолчал, позабыв обо всем на свете. Я снова усмехнулась, и, стянув с Габриеля брюки, опустилась на колени перед ним. Он застонал, откинув голову назад, когда я коснулась его губами. И, запустив руки в мои распущенные волосы, закрыл глаза и наслаждался моими ласками ещё несколько минут. А затем, будучи уже на грани, слегка отстранил меня от себя, и, заставив подняться с колен, страстно припал к моим губам в очередном поцелуе. Пришёл его черёд проявлять инициативу, и теперь уже он резко развернул меня, и с силой прижал к стене, возле которой только что стоял сам.

Я счастливо улыбнулась, и, закрыв глаза, полностью вверила себя в его власть. Отчего-то я уже и не сомневалась, что получу незабываемое удовольствие вместе с ним! И я не ошиблась, Габриель знал, что делать с женщиной, как довести её до сладостного исступления с помощью одних лишь только рук – о, боже, он был настоящим волшебником! А потом, когда я уже не могла держать равновесие, стоя у стены на ослабленных ногах, он приподнял меня над полом и усадил на подоконник, прижав спиной к ледяному оконному стеклу. Но мне не было холодно. Мне, скорее, было жарко. Я, наверное, в тот момент смогла бы растопить весь альпийский снег своим горячим телом!

Особенно, когда он, подняв мою юбку, придвинулся ближе и, наконец, овладел мною. Я застонала, кусая губы от наслаждения и до боли впиваясь ногтями в его плечи. Господи, он был великолепен, великолепен! Я сгорала от страсти, медленно умирая с каждым новым движением, и с каждым новым движением воскресая снова. Запрокинув голову назад, я обнимала его, прижималась своей грудью к его обнажённой груди, и наслаждалась каждым мгновением в его жарких объятиях.

Это было бесподобно. Вряд ли найдутся подходящие слова, чтобы описать, что испытывала я в те незабываемые минуты. В какой-то момент за моей спиной сверкнула молния, освещая его прекрасное лицо с растрёпанными тёмными волосами, падающими на лоб. Я невольно коснулась этих мягких, волнистых прядей, и улыбнулась счастливо, когда поняла, что хочу быть с ним. Действительно, хочу.

Оглушающий громовой раскат прокатился над «Коффином», а затем свет в номере погас. И, судя по темноте, окутавшей парк за моей спиной, погас он во всём отеле. Свет из окон на первом этаже больше не озарял цветник во дворе, не падал неровными бликами на статую – ту самую статую, которую приезжал реставрировать скульптор.

«Коффин» погрузился в кромешную тьму, и всё равно в этой беспросветной тьме я чувствовала Габриеля, я видела сияние его счастливых глаз, я согревалась его горячими прикосновениями, теплом его тела. Нам не нужно было электричество.

Мы наслаждались друг другом, и нам не было дела до остального мира.

VII