Февраль (СИ)

Габриель понимал, что мне тяжело рассказывать об этом, и накрыл мою руку своей, желая показать, что он здесь, он рядом. Я тепло улыбнулась ему, и, склонив голову на его плечо, продолжила:

– Когда Рене подал на развод, я поняла, что нужно что-то делать. Я пришла за помощью к Дэвиду, не слишком-то надеясь, что он ради малознакомой Жозефины Бланшар согласится пойти против знаменитого парижского банкира, своего компаньона. Но он согласился.

Ещё бы ему было не согласиться, после того, как умерла Иветта! Я ведь прекрасно знала, что это он её убил, и могла его этим шантажировать до конца его дней! Могла, но не стала бы никогда в жизни. Думаю, Дэвид об этом знал. Думаю, он тогда действительно помогал мне искренне.

Но не то, чтобы безвозмездно.

– Он попросил меня в плату за помощь провести с ним ночь, – с усмешкой сказала я, пытаясь угадать, как Габриель отнесётся к этой новости. – Он не просил меня стать его постоянной любовницей, нет. Всего лишь ночь. Одну ночь. – Помолчав немного, я продолжила: – Я согласилась.

Тишина была мне ответом. Дождь всё так же шелестел за окном, а ещё я слышала дыхание Габриеля. Но он ничего не говорил. И я не знала, хорошо это или плохо. Наверное, хорошо. По крайней мере, он не отбросил прочь мою руку и не вытолкал меня из своего номера в пустынный коридор с криками: «Ах ты продажная дрянь!»

– Я рисковала, – продолжила я, так и не дождавшись его реакции, – но в тот момент я предпочитала рискнуть, сделать хоть что-нибудь, попытаться отомстить этому ублюдку Рене, пока ещё могла! Неделей позже я бы вернулась назад, в свой сельский домик, под крыло к отцу-адвокату, а оттуда я бы в жизни не дотянулась до Рене Бланшара, и он спокойно женился бы на другой. Я знала, что Дэвид мог обмануть меня, воспользовавшись мною как шлюхой, а наутро выставить за дверь. Я отдавала себе отчёт в том, что я делаю, и всё равно предпочла рискнуть. Я пошла ва-банк. И ставка сыграла. Дэвид сдержал своё слово.

Ещё бы он его не сдержал! Я бы тогда живо напомнила, кто на самом деле задушил его жену, прелестную Иветту! Собственно, зря я грешу на Дэвида. Он не стал бы меня предавать в любом случае, это и впрямь был человек чести. Вероятно, потому, что ярый мусльманин, верующий. Не спрашивайте меня, как это его вера позволила ему преспокойно прелюбодейничать с католичкой Жозефиной, замужней дамой, в конце концов! Не знаю. Но, как бы там ни было, Дэвид Симонс был человеком слова.

За всю мою жизнь это был единственный мужчина, который меня не предал.

Выходит, бывают среди их племни исключения? Так, что ли?

Я посмотрела на Габриеля, ещё одно исключение, и заметила, что он внимательно слушает меня. Надо было продолжать, не умолкать же на самом интересном?

– Он разорил его подчистую, – сказала я тогда. – Дэвиду совсем несложно оказалось это сделать. Рене был занят разводом, одержим идеей жениться вновь, и занимался в те дни чем угодно, но не своими банками. Он отказывался от выгодных сделок, не ездил на переговоры, потому что спешил к ней, к своей новой возлюбленной, девочке из Парижа. Он и в Лионе-то появлялся раз в неделю, а то и реже! Какие там банки, о чём речь? Результатом подобной беспечности стало его банкротство. А ещё ему не повезло неудачно сыграть на бирже как раз в один из тех дней. В конечном итоге он лишился больше десяти миллионов, и четыре его банка объявили о банкротстве в один день. Дэвид выкупил их все. Для меня. Позже. Когда Рене, поняв, что остался без средств к существованию, пустил себе пулю в висок.

Этот момент был моим самым любимым, право! Я не думала и скрывать своего злорадства, хотя, наверное, надо было, чтобы Габриель не счёл меня чудовищем. Но я, действительно, радовалась как ребёнок, когда это чудовище убило себя! Боже, я вздохнула с облегчением, когда его тело упало к моим ногам, заливая кровью дорогой плетёный ковёр в его кабинете…

– Когда я сказала, что подала ему револьвер, это была не метафора, – произнесла я с усмешкой. – Тем вечером он заперся у себя в кабинете и пил. Он был в отчаянии! Таким я не видела его ещё никогда. Нет, напивался он довольно часто, но всё же не до такого состояния… Предвидя твой возможный вопрос – нет, я не боялась, что он убьёт вначале меня. Он был на это не способен. Уже не способен. Он сидел за столом, уронив голову на руки, и рыдал как младенец.

А мне даже не было его жаль.

Я ликовала, едва сдерживаясь, чтобы не закружиться в танце по его кабинету! Это был момент моего триумфа. Это был момент, которого я ждала долгих семь лет.