Февраль

Превозмогая собственную слабость, я вышла-таки на улицу, и, как могла быстро, заспешила к тому самому мосту над горной рекой. Уж если револьвер отказался стрелять, то бегущие внизу ледяные воды наверняка не откажутся принять меня в свои объятия, как приняли другую такую же отчаявшуюся девушку много лет назад. Но, по правде говоря, я думала, что острая боль на сердце убьёт меня раньше.

Можно ли умереть из-за одного лишь нервного потрясения? Доктор Фрейд писал что-то об этом? Не помню. А голова моя уже ничего не соображала. Я снова начала задыхаться, но это не помешало мне, остановившись на мосту, подойти к перилам и глянуть вниз. Боже, какое облегчение я испытала, увидев эти шумящие воды и острые камни внизу! Вы себе не представляете, как легко сделалось мне в тот момент. Оставалась парочка простых движений, а уж на них-то, я надеялась, сил у меня хватит. Я даже улыбнулась, не сдержав собственной радости.

Да, да, сейчас всё наконец-то закончится! И я вновь приду к тебе, милый Габриель, я найду тебя там, и тогда мы снова будем вместе! Приподняв юбку, я перекинула через перила сначала одну ногу, а затем другую, и встала с той стороны. И снова я ни секунды не колебалась, прежде чем сделать этот последний шаг в пустоту. Такое пренебрежительное отношение к собственной жизни могло бы показаться удивительным, но я клянусь вам, я не хотела жить без Габриеля! И уж точно не смогла бы, после того, что совершила.

Поэтому я, сделав последний вдох, с чувством невероятного облегчения и свободы, разжала ладони, лежащие на холодных перилах, влажных от воды. Я закрыла глаза, потому что из-за слёз красота пейзажей внизу и так сливалась в единую серую массу, я закрыла глаза и приготовилась к чудесному ощущению полёта, когда уже ничто не держит тебя здесь – ни тебя, ни твою душу…

А в следующую секунду в мою мечтательную и лихорадочную реальность грубо вмешались. Чьи-то сильные руки обхватили меня за талию, не давая упасть, и по такому знакомому запаху дорогого одеколона я узнала Эрнеста. Этот чёртов ублюдок снова хотел всё испортить! Я была уже на грани обморока, но безумная ярость дала мне сил, и я попыталась оказать сопротивление. Я надеялась, что он не удержит меня по ту сторону перил, и я всё-таки сорвусь вниз, но хватка его была на удивление крепкой. Учтивая наше неравенство в силе, он не оставил мне шансов, и, в следующую секунду я уже была на мосту, в его железных объятиях. Чёртов мерзавец, да кто дал ему право вмешиваться в мою жизнь?! Или, постойте, он спешил сделать это наверняка ради того, чтобы потом обвинить меня в очередном убийстве – для этого же он меня спас?!

А я-то думала, что хуже уже не будет…

– Жозефина, – простонал он, прижимая меня к себе. – Жозефина, чёрт бы тебя побрал, что же ты делаешь?! Глупая, глупая девчонка! Зачем?!

Зачем? Он ещё спрашивал?! Затем, что я не хотела больше жить! Без Габриеля это всё равно будет не жизнь, не говоря уж о том, что я вряд ли смирюсь когда-нибудь с тем, что сделала вот этими самыми руками, ныне перепачканными в крови. Но я не собиралась ничего объяснять де Бриньону. Я лишь хотела попросить его отпустить меня, но, увы, уже и этого не могла сделать. Я пошатнулась, и упала бы, если бы он в очередной раз меня не удержал.

И вновь всё кружилось вокруг в лихорадочном танце – деревянный мостик, горы, водопад, и маленький домик у реки, где остывало тело моего любимого… И Жан Робер, бледный и перепуганный до полусмерти здоровячок Жан, с чьего лица то ли от ужаса, то ли от искреннего волнения схлынул привычный румянец. Я ещё слышала, как он спрашивал:

– Мсье комиссар, что случилось?! Мы нашли Гранье в хижине, он… он…

Ну давай же, сукин сын, скажи это! Скажи, как всё было на самом деле. Ты же видел его кровь на моих руках, и прекрасно понял, что всё это означает! Скажи, не молчи, ты ведь только поэтому не дал мне прыгнуть! Чтобы было кого обвинить во всех этих убийствах, чтобы получить похвалу от начальства и обеспечить себе дальнейшее продвижение по карьерной лестнице, ценой моей жизни. Скажи, чёрт подери, почему ты молчишь так долго?

И он сказал.

– Это я убил его, Жан.

А потом я потеряла сознание.

XXV

По правде говоря, не думала я, что мне суждено будет очнуться хоть когда-либо. Да я этого и не хотела! Длительное, тягучее беспамятство, в котором не было места боли, казалось гораздо предпочтительнее реальности, куда меня всё-таки вынудили вернуться.

Вот только случилось это спустя лишь пять дней.

Пять долгих дней полнейшего забытья. Думаю, они пошли мне на пользу. Если не моей израненной душе, то моему телу точно. Так сказали доктора. Да-да, именно доктора, во множественном числе: Ричард Хартброук и вредный швед Эрикссон сражались за меня из последних сил, с боем отвоёвывая мою жизнь у коварной пневмонии. А Арно, тот самый молодой парень из парижской полиции, им изо всех сил помогал. Он состоял экспертом в команде Эрнеста, и имел неплохое медицинское образование. Ричард сказал потом, что его помощь так же сыграла свою роль в том, что болезнь прошла так быстро, и практически без последствий.