Февраль

По правде говоря, семь лет ада с Рене Бланшаром уступали по части отчаяния тем секундам, когда я узнала, что Эрнест де Бриньон женится на другой. Я никогда не забуду, какой ужас испытала тогда. А если вдруг забуду, уродливые шрамы на моих запястьях всегда напомнят мне о том, как я искренне желала покончить с собой после его предательства.

Глупая Луиза, зачем ты спасла меня? Ведь всё было бы по-другому, если бы я осталась умирать, истекая кровью в ванной. Это было довольно болезненно, но всё же не так, как осознание того, что тебя предали.

Но вот об этом Габриелю точно не обязательно знать.

Ровно как и о том, что я до сих пор не забыла этого голубоглазого ублюдка.

Об этом я и сама предпочла бы не знать никогда в жизни.

– Жозефина… – Тихий оклик Габриеля заставил меня обернуться, и улыбка сама собой появилась на моём лице. Я протянула к нему руки, и он, обняв меня, уронил на подушки, и, склонившись надо мной, сказал нежно: – Я никогда не обижу тебя, моя девочка. Я всегда буду любить тебя! Я всегда буду рядом.

Я улыбнулась ему, и закрыла глаза, крепче прижимая его к себе. Я вновь начинала медленно сходить с ума из-за его близости, и, под тяжестью его тела, кусала губы, стонала и сминала простыни, задыхаясь от страсти.

Я впервые была так счастлива с мужчиной, впервые после Эрнеста.

И это странное, давно забытое ощущение, не давало мне покоя. Я боялась, что оно пройдёт, исчезнет, растает лёгкой дымкой поутру. Но Габриель по-прежнему был рядом, и целовал меня всё так же горячо и трепетно, и тогда я снова забывала обо всём.

VIII

За завтраком я совершенно не представляла себе, как смотреть в глаза Габриэлле после всего того, что произошло этой ночью. Я понимала, что не сдержала своего обещания, что обманула её надежды, но была ли в этом моя вина?! Что же я могла поделать, если Габриель не любил её? Заставить его полюбить? Я и это пыталась сделать! Я изо всех сил старалась не вмешиваться в их отношения, но не могла же я приказать Габриелю любить её, а не меня? Да и не хотела, чёрт возьми!

Неужели я, пройдя через все муки ада, не заслужила, наконец, хотя бы крупицу этого счастья? Почему я должна была и это отдавать?!

Может, я и впрямь была не так уж и виновата перед Габриэллой, но поделать с собой ничего не могла – на душе скребли кошки, и униматься не хотели, как бы я не уговаривала их перестать. Пуще прежнего они взялись за дело, когда я поймала на себе полный ненависти взгляд старшей Вермаллен. Дочка наверняка рассказала ей о том, что Габриель взял свои слова назад, и уж точно не смогла промолчать, кто послужил тому причиной. Желчная графиня обжигала меня взглядом, а я почему-то впервые за долгое время не смогла сделать вид, что ничего не происходит.

Это Габриель так влиял на меня. Рядом с ним у меня всё хуже получалось притворяться. А это плохо. Оборону нужно было держать. Я поприветствовала опоздавшую Франсуазу, мельком глядя на дверь за её спиной – ну? Где же остальные? Где Габриэлла? Поскорее бы уже она пришла, что ли – всё лучше, чем сидеть так, в ожидании.

– Я разговаривала с комиссаром! – Поведала моя подруга, когда Эрикссон вознамерился, было, придраться к ней по поводу опоздания. Из её уст эта фраза прозвучала так раболепно, словно она разговаривала не с жалким полицейским, а с королём Франции Людовиком Четырнадцатым! Меня это покоробило.

– И что же он хотел от вас, право? – Осведомился доктор с подозрением. – Неужели ему пришло в голову и вас подозревать?

– У него сейчас все французы на подозрении, – ответил Габриель. – В первую очередь я. Следом за мной, увы, Арсен, идут русские. Сначала ты, потом Тео и мсье Бэгёль [22]…

– Моя фамилия Ватрушкин! – С негодованием поправил уже жующий что-то русский толстячок.

– Ах, да, – Габриель очаровательно улыбнулся, – совсем запамятовал!

Сначала Арсен, а уж только потом Тео с Ватрушкиным? Отчего такая странная последовательность?! На мой взгляд, Тео самый подозрительный из этой троицы, что лишний раз подтверждает его побег! Ватрушкин никоим образом не вписывается в этот круг, а вот мсье журналист…

Я украдкой взглянула на него, вспоминая их подозрительный обмен взглядами с покойной Фальконе, которая ещё вчера не была покойной, а, наоборот, блистала жизнерадостностью, и направо и налево разглагольствовала о том, что знает, кто убийца. Неужели Арсен?! Неужели правда он?

– Ещё кто-нибудь явится, или можно начинать? – Поинтересовался Эрикссон, покосившись на невоспитанного Ватрушкина, который, собственно, уже начал, не дожидаясь остальных. Тот, впрочем, жевал до того увлечённо, что взгляда доктора не заметил. – Мадам Вермаллен, ваша дочь спустится?

Да-да, мне тоже хотелось бы это знать! Я поёрзала на своём месте, и мельком взглянула на Габриеля – а тому хоть бы что, вот это выдержка, однако! Более того, поймав на себе мой взгляд, он улыбнулся мне с нежностью, как ни в чём не бывало, и сказал:

– Мадам Лавиолетт, не будете ли вы так любезны передать мне сахар?