Февральская сирень

— Нет, — как-то чересчур поспешно ответил кинолог. — Мне в другую сторону. Я машину у того конца пустыря поставил, за Осановской рощицей, так что прогуляюсь.

— Не боитесь по темноте ходить? — поддела его Лелька. — А вдруг получится, как в песне… В подворотне притаился маньяк.

— Не боюсь. — Голос прозвучал сухо и бесцветно. — Отбоялся свое. Поверьте, мне маньяки не страшны. Да и подворотни тут нет.

— До свиданья. — Повернувшись к новому знакомому спиной, Лелька зашагала вслед за сыном, стараясь не оступиться на скользкой земле. Цезарь уверенными скачками бежал впереди, таща за собой не поспевающего за ним Максима. Собаке, как и ее новой хозяйке, до смерти хотелось поскорее покинуть это место.

Только раздевшись в спасительном тепле дома, Лелька поняла, что замерзла. У нее просто зуб на зуб не попадал, хотя на улице было градусов восемь мороза, а ее финский пуховик был рассчитан на температуру до минус сорока.

«Заболеваю, что ли?» — уныло подумала с детства не любившая болеть Лелька. Ее деятельная натура не выносила пустопорожнего валяния в кровати, когда из-за высокой температуры даже почитать не удается. Кроме того, дел на работе из-за открытия нового направления было невпроворот, и она никак не могла себе позволить такой роскоши, как бесцельное времяпровождение.

Немного подумав, Лелька влезла в горячую ванну, прихватив с собой сваренный на скорую руку глинтвейн. Такая ударная мера довольно быстро позволила ей согреться. Дрожь прошла, и вполне довольная жизнью Лелька натянула теплую байковую пижаму и юркнула в кровать под пуховое одеяло, бабушкино, привезенное из деревни, когда ей было пять лет, и с тех пор служившее ей верой и правдой.

Одеяло было очень теплое и легкое, почти невесомое. Бабушка собственноручно набила его пухом домашних гусей, который собирала несколько лет. Чехол, в который были заключены легкие мягкие перышки, она сшила из ситца — белого в голубой и розовый цветочек. Одеяло казалось маленькой Лельке безумно красивым. Цветочки, выглядывающие через открытый ромб, вырезанный в белоснежном пододеяльнике, подмигивали ей, даря блаженный покой вечером и уговаривая подняться ни свет ни заря, чтобы с метлой или лопатой идти во двор.

Пока она росла, белый фон одеяла замуслился, а цветочки малость выцвели, поэтому мама, не спросив Лельку, как-то купила ярко-розового атласа и сшила на одеяло новый чехол. Лелька чуть не заплакала, когда пришла из школы и увидела все это великолепие. Уже переехав на новую квартиру, она решила вернуть одеялу прежний вид. Обойдя несколько магазинов, нашла именно то, что искала — тонкий ситец, на белом фоне которого расцветали голубые и розовые незабудки. Как в детстве.

Теперь ее одеяло было таким, как надо. Меняя спальные гарнитуры, переходя с сатинового белья на шелковые простыни, экспериментируя с бамбуковыми, шелковыми, ортопедическими, синтепоновыми и халофайберовыми подушками, одеяло она не меняла никогда. Теплое в морозы и легкое в летнюю жару, оно связывало ее с прошлым, в котором была жива мама и в котором она сама была не сильной, успешной и несгибаемой Любовью Павловной Молодцовой, а маленькой Лелькой, в случае невзгод утыкающей личико в мамины коленки.

Одеяло было ее личным способом утешения. Вот и сейчас, оттаивая телом и душой от незадавшейся тренировки с кинологом, от которой у нее почему-то осталась на душе тяжесть, а в желудке продолжали ворочаться камни, да нет, не камни, а ледяные глыбы, не до конца растаявшие даже под воздействием глинтвейна, она обхватила складки одеяла коленками, подтянула краешек к лицу и зарылась в него носом. Блаженно вздохнув, она решила почитать. Так и не осиленный по причине нехватки времени, но очень захватывающий «Снеговик» жаждал ее внимания. В конце концов, нужно же понять, кто тот маньяк, который на протяжении нескольких десятков лет убивает изменяющих своим мужьям женщин.

Впрочем, минут через десять Лелька поняла, что читать не может. Часы показывали десять минут десятого, детское время. Ну и пусть. Прокричав сыну «спокойной ночи», она отложила книжку, выключила свет и поглубже зарылась в спасительное одеяло. В конце концов, завтра понедельник, день тяжелый, так что выспаться совсем даже не грех.

Будильник зазвонил, ввинчиваясь в мозг с особой жестокостью. Разлепив глаза, Лелька схватила телефон, чтобы нажать отбой, и тут же выяснила, что это не будильник, до звонка которого, поставленного на восемь утра, оставалось еще сорок минут. Звонил сам телефон. На экране модного нынче айфона высвечивалась фотография невообразимо рыжей и прекрасной Инессы Перцевой. Зная, что подруга разделяет ее нелюбовь к ранним вставаниям, Лелька быстро нажала кнопку. Заставить Инку позвонить в такую рань могло только что-то чрезвычайное.

— Случилось что-нибудь? — осведомилась Лелька, привыкшая с ходу брать быка за рога.

— Ты с Максом поговорила? — тоже не здороваясь, спросила подруга.

— Про безопасность? Поговорила, конечно, но он, как всегда, счел мои опасения излишними. Ты же знаешь, он иронично уверяет, что у него сумасшедшая мать.