Фиалки на десерт

Все, пронесло! И надеюсь, что такое не повторится – вряд ли он еще раз остановит меня – странную, малость не в себе, немного чокнутую, бывшую однокурсницу. А у меня горит лицо и сильно бьется сердце. И чего я так испугалась? И вправду – дура! Ни я, ни мой Митька не нужны Павлу Синицину – ни вместе, ни по отдельности.

Спустя пару месяцев я немного привыкла к тому, что с Митькой мы расстаемся, – ко всему человек привыкает.

Людмила Васильевна оказалась сущим кладом – мало того, что она пестовала моего сына, она еще и помогала по хозяйству – то сварит картошки на вечер, то испечет блины. Словом, и маме облегчение: пришла домой, и не вставать к плите.

В общем, все более или менее налаживалось, входило в нормальный, рабочий ритм.

Мама немного успокоилась – дочь вернулась в институт, внук был под присмотром. Митька подрос, и стало полегче – в конце концов, ел он уже сам, сам натягивал трусы и колготки и пытался почистить зубы.

Был он послушным – грех жаловаться, как говорила Людмила Васильевна. Да и капризным он не был, мой сынок. И ночами мы стали высыпаться – после двух лет он начал спать.

И вот именно тогда, когда все слегка устаканилось…

– Господи, что за жизнь! – повторяла мама. – Ну, что за жизнь? Вот только вздохнешь – и снова накрыло!

А случилось вот что. Первое – от нас ушел Миша.

И второе – на машине разбилась Лиля, веселая и красивая папина жена. Насмерть – моментально и сразу.

Была она, конечно, нетрезвой.

Мама прокомментировала это так:

– Слава богу, Женя освободился!

Мне это показалось страшно кощунственным, но в душе я понимала, что мама права.

А вот папа горевал безутешно. Правда, мама сказала, что это – нервы. Нервы, подорванные долгими годами совместной «счастливой» жизни.

– Ничего! Придет в себя и даже будет счастлив! – заявила моя прямолинейная и правдивая мама.

А пока папа плакал и через день ездил на кладбище. И еще стал часто приезжать к нам под предлогом увидеть внука.

«Правильно, остался один на всем белом свете – и вспомнил о внуке!» – это, естественно, тоже мамины слова. Мама себе не изменяла.

Почти сразу после смерти Лили от нас ушел Миша.

Просто собрал свои вещи и тихо сказал:

– Не хочу вам больше мешать. Извините.

Я видела, как у мамы дернулась губа и поползла кверху бровь. Но она его не остановила, не схватила за руку. Не крикнула вслед: «Миша, куда ты?»

Сколько лет прожили они вместе? Десять? Нет, больше! И вот так расстаться?

И я не остановила его. Хотя кто я? Падчерица. Почти чужой человек. Что я могла сделать? Помирить их? Да они и не ссорились вовсе.

Значит, Миша все понимал? Понимал, что с ним тяжко, что он не помощник? Понимал, что мама все еще любит отца? А сейчас бывший муж оказался свободен.

Господи, как же все сложно! Как все запутанно – не распутать и не разобраться. Особенно мне.

Глупая ошибка отца – его тогдашний уход. Они с мамой устали, видите ли. Наломали дров – и итог? Сколько поломанных, искореженных лет. Сколько обид и боли, сколько трагедий.

Мишин уход мама пережила довольно легко – всего-то пару дней была странной, молчала, смотрела перед собой, поглядывала на часы. А потом встрепенулась – и ожила. Сделала новую стрижку, перекрасила волосы. Купила дорогущие американские духи «Бьютифул» и новое платье.

Казалось, она освободилась не только от Миши, но и от той жизни, которая ее угнетала. И мама готовилась к жизни новой – легкой и радостной. Почувствовала свободу? Думаю, да.

Только мне было немного не по себе – по Мише, кажется, она совсем не скучала, чего не скажешь обо мне. Мы с ним перезванивались, когда мамы не было дома.

Жил он у матери и на жизнь не жаловался – правда, говорил, что скучает по Митьке. Иногда мы встречались в парке или в центре. Втроем – Миша, Митька и я.

Вот такая компания. Через год умерла Мишина мама.

Мама на похоронах не была – уехала на три дня по Золотому кольцу. С кем – загадка! Говорила, с приятельницей. Я, честно говоря, сомневалась – слишком рьяно мама готовилась к этой поездке.

На похороны я пошла одна. Миша был безутешен – все приговаривал:

– Как же так, мама? Как ты могла?

Вытирал подслеповатые глаза и беспомощно смотрел на меня:

– Как теперь жить, Таня? Как теперь жить?

А вскоре Миша объявил, что он уезжает – Питтсбургский университет предложил ему хороший контракт.

Мы попрощались.

А примерно через полгода мама стала исчезать по субботним вечерам – то кино с подругой, то лишний билетик в театр, то день рождения у сотрудницы.

Она оглядывала себя в зеркало и, явно смущаясь, прятала глаза.

Домой она приходила поздно, мы с Митькой уже спали. Сквозь сон я слышала, как у подъезда останавливается машина и громко хлопает дверца.

Чувствовала, что мама от меня что-то скрывает, но вопросов не задавала – захочет, расскажет сама. И радовалась, что настроение теперь у мамы было хорошим.

* * *

Я окончила институт и думала о работе – хорошо бы на полдня, а куда девать Митьку?