Фиалки на десерт

Ну и перекусили – как извинительно сказала Юлечка, чем бог послал, – Юлечка поделилась домашними бутербродами, нарезанными заботливой маминой рукой. Бутерброды и вправду были «мамины» – тонкие куски хлеба, аккуратный слой сливочного масла и домашняя буженина с чесночком. Вкусно – ох! К этому роскошеству прилагалась и чашка хорошего, крепкого и сладкого кофе – совсем красота! Кофе они пили вдвоем, с Юлечкой. Та робела и опускала глаза. Леля знала – за работу девочка очень держится, живет вдвоем с мамой, и та женщина нездоровая. Отец ее был человеком прекрасным, самым заботливым мужем и отцом, при нем жили как в раю – просто вообще бед не знали. А после его скоропостижной и неожиданной смерти все развалилось – Юлечка не успела закончить институт, и ей пришлось выходить на работу. Мама, увы, работать уже не могла. Но жили они так дружно, в такой огромной любви и взаимной поддержке, что ни на что не сетовали – только в их доме навечно поселилась печаль по любимому и дорогому человеку. Девочка говорила о матери так трогательно и тепло, что у Лели выступили слезы. Ну и, конечно, подумала о себе и Катьке. Нет, Катька была неплохой, но… Да никаких «но»! Сама виновата – посадила всех в инкубатор под лампу, вот и отвечай!

Наконец кофе был выпит, бутерброды съедены, и Юлечка осторожно привстала со стула.

– Ну, я пойду, Лариса Александровна?

– Конечно, иди! И мамочке передавай огромный привет! Пожелай ей здоровья!

Юлечка кивнула и тихо спросила:

– Вы уж меня извините! А что, у нас все так плохо, Лариса Александровна?

Леля вздохнула.

– Пока да, девочка. Если честно. Но будет все хорошо. Ты же мне веришь? И сплетни по углам не собирай – выкарабкаемся, Юль! Нам не впервой, ты же знаешь! И вообще – ни о чем не беспокойся. Все будет окей, ты меня поняла?

Юлечка закивала и выдавила слабую улыбку:

– Да волнуются все! И за вас, и за себя! У кого ребенок, у кого ипотека или кредит за машину. А времена – сами знаете, с работой-то плохо! – Она осторожно прикрыла за собой дверь.

«Вот так, Лариса Александровна! – сказала себе Леля. – И какое ты, милая, имеешь право на сопли и нюни? У всех же ипотеки, кредиты, малые дети и больные родители! И кстати, у тебя, дорогая, тоже сплошные долги! Так что в бой, моя прелесть! Вперед и с песней! Подумаешь – еще одна черная полоса. Делов-то – с копейку! Думала, испугаешь, зебра хвостатая? Ан нет! Мы ж с тобой знаем, за черной придет белая, как, впрочем, всегда!» Она громко выдохнула, резко встала, одернула узкую юбку, вынула из сумочки помаду и пудру. Ничего, господа! Мы еще – о-го-го! Из зеркала на нее смотрела очень усталая и очень растерянная, прибитая женщина – с нездоровым, почти лихорадочным блеском в глазах. В больных и несчастных глазах.

С работы она тут же уехала. Было необходимо сменить обстановку, переключиться и набраться – вот знать бы откуда! – душевных и прочих необходимых сил, чтобы снова включить голову и все перебрать. Все-все, по мелочам. Может быть, что-то придет в голову?

Так говорил дед Семен: «Думай, детка, голова-то на месте! Она и подскажет тебе, что нужно делать!»

* * *

Леля не села в машину, а спустилась в метро. Доехала до «Охотного Ряда», вышла на Тверской и просто пошла вверх – не спеша, глазея по сторонам. Она и забыла, когда так гуляла – одна-одинешенька, без всяких целей и забот, спокойно, не спеша, размеренно и праздно, словно не деловая, вечно спешащая женщина, бизнес-леди, а обычная тетка, которых тут целые толпы. Тетки никуда не торопились – разглядывали яркие витрины, охали от красоты и безумных цен, попутно разглядывали прохожих, отмечая крутые наряды. Леля отметила, что было много приезжих – новая Москва и вправду была приукрашена. Но она помнила совсем другой город – не такой нарядный, но близкий, родной, уютный, любимый.

Она дошла до книжного, долго бродила между стеллажей и наконец купила две книжки – детектив и женский роман. Оба обещали «неповторимую прелесть и нежность зрелой любви» и «острую, непредсказуемую интригу» – как раз то, что ей было необходимо.

Когда вышла на улицу, повалил густой и обильный снег – он смачно, со звуком, плюхался на плечи и платок и тут же стекал крупными каплями – по пальто и лицу.

Леля забежала в кафе и поймала испуганный взгляд гардеробщицы и охранника – снег, сбитый с одежды и обуви, тут же превратился в маленький и плотный сугроб – во дела!

Извинившись, она быстро прошла в полутемный и уютный зал – надо было непременно согреться и обязательно что-нибудь выпить и съесть. И только когда она с удовольствием ела густой и вкуснейший крем-суп из грибов, стало понятно, что только сейчас начало отпускать. Совсем чуть-чуть, слегка, совсем немного. Свинцовая плита, не дававшая вздохнуть глубоко, полной грудью, словно начала подтаивать – как сброшенный снег со снятого пальто.