Командование Юго-Западного фронта получило директиву о контрударе в ночь на 23 июня. В штабе фронте состоялось знаменитое обсуждение этого приказа, в котором начальник штаба фронта М.А. Пуркаев посчитал это решение неудачным: «Корпуса будут подходить не одновременно и ввязываться в сражение по частям. Произойдет встречное сражение в самых неблагоприятных условиях»[242]
. Действительно, пяти мехкорпусам фронта требовалось до 3–4 суток для перегруппировки и подготовки к наступлению. Он предложил обороняться на старой границе. Командующий фронтом М.П. Кирпонос и член Военного совета фронта Н.Н. Вашугин не согласились с этим и высказались за наступление, пусть и с ограниченными целями.Сейчас это решение трактуется как ошибочное. Тот же Марк Солонин посвятил много места живописанию биографии Кирпоноса и его слабых способностей к командованию, из чего выводил, что он не смог согласиться с «правильным» решением Пуркаева. Мол, нерешительный был командир, вот и колебался, что и привело к разгрому. Однако посмотрим на дело с другой стороны. Для организации обороны на старой границе фронту требовался отвод сразу четырех армий – практически всех сил фронта – на расстояние около 300 км на восток. Это сама по себе была сложная транспортная операция, поскольку требовалось отвести не только войска, но вывезти на восток все склады, сосредоточенные в приграничных районах, провести мобилизацию призывников, организовать эвакуацию гражданского населения, промышленности и разнообразного имущества. Транспорта для таких перевозок в распоряжении фронта не было, а мобилизация только началась. Требовалось также выделить силы для арьергардного прикрытия отвода войск и составить план сдерживания противника. В противном случае отвод войск превратился бы в бегство, и весь фронт сделался бы легкой добычей немцев. Наконец, мотив этого решения какой? Немцы прорвались на 20 километров, фронт удерживает большие участки границы, силы фронта далеко не исчерпаны. И тут что – драпать на восток? Решение Пуркаева явно попахивало трусостью, вредительством и не могло закончиться ничем иным, кроме расстрела.
Собственно, кто теперь критикует решение командования Юго-Западного фронта на контрудар 23 июня, по существу, требует задним числом, чтобы целый фронт, прикрывающий важнейшее направление на Киев, ворота в Украину со всем ее промышленным и оборонным потенциалом, обратился в бегство. В сущности, это требование совершить грубое нарушение присяги, совершить настоящее предательство и открыть фронт противнику. Это привело бы к разгрому Юго-Западного фронта, окружению Южного фронта и быстрому захвату немцами Украины. Хорошо, что тогда таких крепких задним умом «полководцев» в Красной Армии не было.
Кирпоноса можно обвинять в чем угодно, в слабых способностях к командованию, в сотрудничестве с органами, даже в отсутствии личных амбиций, но тогда он принял правильное решение. Сначала пощипаем противника, сколько сможем, а уж отойти к старой границе – это всегда можно сделать. Другой дороги для отступления все равно нет. Этим решением товарищ Кирпонос фактически сорвал замысел командования группы армий «Юг» на взятие с ходу Киева и сделал большой вклад в последующую победу.
На основе принятого решения был выработан план контрудара 27-го стрелкового и 22-го механизированного корпусов с севера и востока на Владимир-Волынский, с целью подрубить захваченный немцами плацдарм и восстановить положение на границе[243]
. На большее по состоянию на утро 23 июня сил у фронта не было, для более масштабных действий требовалось подтягивать другие мехкорпуса, для чего требовалось время. Главные сражения, в том числе танковое сражение за Дубно, произошли несколько позднее.4-я армия Западного фронта, чье направление не было упомянуто в Директиве № 3, также готовилось к контрудару, несмотря на потери, уничтоженные склады боеприпасов и горючего, разбросанность соединений и развал управления войсками. В 18.30 22 июня командующий 4-й армией А.А. Коробков отдал приказ о контрударе с рубежа Кривляны, Хмелево, севернее Бреста по северной группе наступающих немецких войск, в которую входили 17-я и 18-я немецкие танковые дивизии. Раньше предполагалось 205-ю мотострелковую дивизию поставить в оборону, но ночью на 23 июня командарм отменил это решение и включил дивизию в контрудар.