Фиаско

Как я и представлял себе накануне вечером, Вера свернулась калачиком на софе и читала. Ее светлые волосы мягко легли на одно плечо, нош были укутаны одеялом, но вместо книги она читала копию моего репортажа.

– Что случилось? С тобой все в порядке?

– Подонки хреновы! – с горечью воскликнула она, отложив страницы в сторону и протянув мне руки, чтобы обнять. Лицо ее порозовело от гнева.

– О ком это ты?

– О Шевченко и его подонках. Двое его болванов без стука вломились сюда и уволокли с собой.

– Шевченко? Что это с ним?

– Ему не понравилось, что я сообщаю тебе кое-что.

– Тебя похитили? Да как он посмел! Мы же…

– Забавного тут ничего нет.

– А я и не шучу. Мы же с ним договорились. Он предоставляет мне эксклюзивное право, а я, так сказать, содействую его продвижению по службе.

– Начальник следственного управления Шевченко, – по слогам, с чувством произнесла Вера. И, показав пальцем на страницы, лежащие на софе, добавила: – Если они не помогут, то и все другое пойдет коту под хвост.

– Написано ведь неплохо, правда?

– Здорово, черт возьми. – Она глубоко вздохнула и в недоумении пожала плечами. – Но я чего-то не понимаю.

– Я полагаю, Шевченко убежден, что мне известен человек, в кого стреляли, и что я об этом напишу.

– Ты всегда говорил, что у тебя есть обязанности, которые мне не по нраву. Теперь я убеждаюсь, что это действительно так.

– Он что, устроил все, чтобы тебя выгнали с работы?

– Нет. Но за два дня прогула мне не заплатят ни копейки.

– А я метался, звонил тебе домой, в милицию. Звонил даже в этот чертов КГБ.

– В директорат безопасности, – поправила она.

– Да как бы эту контору ни называли, для меня она всегда КГБ.

– И то, что меня арестовали, нигде не зафиксировано? Верно?

– Верно.

– Они запрятали меня в медвытрезвитель.

Это тоже была «примета» времени. Чтобы показать, как расширилась сфера личных свобод, изменилась прежняя государственная политика в лечении психических заболеваний, у милиции Москвы отобрали медицинские вытрезвители. Они сразу же стали идеальным местом, куда можно упрятать граждан и нигде не записывать, что они фактически пребывают под стражей.

– После бессонной ночи, когда у меня на глазах подонки общества выблевывали свои мозги, Шевченко битых два часа читал мне нотации по поводу того, что я не имею права раскрывать информацию посторонним лицам.

– Как я рад, что ты ее раскрыла.

Вера уже немного отошла и позволила себе удовлетворенно улыбнуться.

– Тебя радует моя последняя информация, Николай?

– Еще как. За ее счет смогу безбедно прожить целый год.

– Ты уже успел продать ее?

– Да еще с продолжениями.

– Ну давай, давай, говори. Кому же?

– «Правде».

– Неужто «Правде»? Да быть того не может!

– Не смейся. Там Серега теперь главный. Они обещали заплатить полмиллиона.

– Полмиллиона? Фантастика какая-то.

– Торговались упорно, – пояснил я, показав на газетную вырезку из «Нью-йорк таймс мэгэзин», приколотую к доске над столом.

– Знаю я, знаю, – вскричала Вера, отбрасывая мою руку. – Указывать журналисту заранее, как писать очерк или репортаж, – бессмысленная затея. Писать по план-проспекту – тоже ничего нужного не напишешь. Научная книга – это не художественное творчество. Рассказывать людям о своей работе – это не писать книгу. Писать – значит писать. Так вроде говорил литературовед Докторов?

– А ты все неплохо запомнила.

– В творческом деле талдычить как попугай – толку мало.

– Лучше скажи: «Коленька, давай займемся любовью», – шепнул я, прижимаясь к ее груди.

– Может, и скажу.

– Скажи еще: «Раздень меня, Колечка! Брр! Ну раздень». Можешь сказать?

Вера засмущалась и крепко прильнула своими губами к моим. Но вдруг вывернулась из объятий, отпрянула и с укором посмотрела на меня. Черт возьми! Проклятая водка! Она-таки унюхала ее!

– Ну выпил я «Столичной» у Сергея. Отказаться никак не мог.

Глаза у нее сузились и сердито сверкнули, словно драгоценные камни.

– Не мог же я отказаться и его обидеть. И выпил-то всего чуточку.

– Да и чуточку для тебя много.

– Не надо, Верунь. Сама видишь, ведь у меня ни в одном глазу.

– Да что ты говоришь? – игриво возразила она, прижимаясь ко мне своими бедрами. – А тут уж позволь мне судить.

И с этими словами она, запустив руки в мои волосы, заставила меня перевернуться и опрокинула навзничь на кровать, жадно ловя губами мои губы и сдергивая с меня одежду. Слава Богу, что Сергей отдал репортаж тому прыткому пареньку. Нас охватила и понесла на своих крыльях общая страсть. Мы сплелись на постели в единый клубок, словно диковинные змеи. Никогда прежде нам не было так хорошо. Нет, никогда в жизни я не ощущал ничего подобного. Никогда.

Я проснулся от запаха кофе и какого-то шуршания. Сколько часов проспал – понятия не имею. Рукой попытался дотянуться до Веры, но ее рядом не оказалось. Сквозь занавески пробивался лучик света.

– Вера?

В ответ молчание. Наконец я увидел ее в кресле около самого окна. Ока была одета и в лихорадочном нетерпении переворачивала листы газеты.

– Вера? Какого черта ты там что-то шуруешь?

– Нету ее здесь.

– Кого и где?