– На черном рынке-то? Да их там с руками оторвут.
– Уверен, что оторвут, – ответил он как-то неодобрительно.
– Что ты хочешь сказать?
– Да ничего особенного.
– Давай, давай, договаривай. Я же знаю тебя. Ты видишь здесь что-то предосудительное.
– Да, вижу. Мысль продать ордена на черном рынке коробит меня. На тебя такое не похоже. Они ведь принадлежат Чуркиной. Я думал, что ты…
– А я и не спорю. Они, разумеется, принадлежат ей и только ей.
– Тогда ты просто обязан вернуть их.
– Я и верну, разве я говорил, что не верну? Я сказал лишь, что они могли бы стать для меня билетом на поездку.
Когда я подошел к квартире Чуркиной, на коврике перед дверью лежала газета. На звонок никто не вышел, я вернулся в вестибюль и устроился там в одном из больших кожаных кресел, стоявших по углам. Забавно – теперь они казались мне меньше, чем тридцать лег назад, но пахли все так же. Этот старинный запах будил воспоминания о давно минувших днях; горькие воспоминания – как уводили в тюрьму отца, как плакала и билась в истерике мать, как нас выставили из обжитой квартиры и мы скитались по родственникам, как обрушились на нас гонения.
Весь во власти прошлого, я не сразу заметил, что тяжелая парадная дверь распахнулась и в вестибюль влетели дети. Я встрепенулся. Вслед за ребятишками появилась Таня Чуркина с элегантным, бледно-голубым пластиковым пакетом в руках. Увидев меня, она вспыхнула, глаза у нее загорелись, и мне не нужно было объяснять, что она прочитала очерк в «Правде».
– У меня неплохие новости для вас, Таня. – Я вскочил, надеясь приглушить ее негодование, пока оно не выплеснулось наружу.
– Вымогательство?! Так мой отец, выходит, шантажист?! – с возмущением воскликнула она, проходя мимо меня, не задерживаясь и торопя детей к лифту. – Это ваши неплохие новости?!
– Да не писал я тот очерк. – Она будто приросла к месту и повернулась ко мне. – Там и словечка моего нет.
– Но вы ведь зачинатель всей этой грязи, – возразила она, резко нажимая кнопку вызова лифта. – Вам же предложили добыть папины ордена. Вы…
– И я их достал, – выпалил я.
Она дернулась и недоверчиво глянула на меня.
– Они у меня с собой, – пояснил я, приподнимая чемоданчик.
– Ой, как же это чудесно! – Глаза у нее радостно вспыхнули.
Спустился лифт, громыхая дверьми, принял нас четверых. В квартире Татьяна тут же отправила детей в их комнату, взяла у меня пакет и присела за обеденный стол. Секунду-другую колебалась, потом высыпала ордена и медали на белую полированную поверхность. Тускло замерцало золото наград и разноцветье орденских лент. Татьяна взяла в руки один из орденов, разгладила ленточку и осторожно положила назад. Затем взяла еще один орден и его положила рядом, затем еще один…
– Припомните, не упоминал ли ваш отец фамилию Рабиноу?
Она отрицательно мотнула головой, сосредоточенно раскладывая ордена и медали в том порядке, в каком их прикрепляют к одежде.
– Как же насчет Рабиноу?
– Нет, не припоминаю. – Она быстро взглянула на меня, в глазах ее блеснула озабоченность.
– А в чем дело?
– Похоже, отец ваш был тесно связан с ним, а его подозревают в мошенничестве, в том, что он входит в мафиозную группировку и является тайным осведомителем спецслужб.
Она нетерпеливо вздохнула и прямо спросила:
– Что вам нужно, Катков? Деньги?
– Нет, Таня. Мне нужна правда.
– Мне тоже. Но я не верю, что когда-либо найду ее.
– Все зависит от того, где искать.
– И вы знаете где? – живо спросила она.
– Да, знаю. В США.
– В Америке? – переспросила она даже с каким-то испугом.
Я молча кивнул.
– Ну что ж, теперь можно выезжать за рубеж без особых проблем. Почему бы вам не поехать туда?
– Да я думал, но прежде хотел кое о чем договориться с вами. Должен предупредить: это будет грязная работа и она может поднять со дна еще больше грязи. Может статься, что, разыскивая доказательства невиновности вашего отца, я наткнусь на факты, свидетельствующие о его принадлежности к коррумпированным аппаратчикам.
Она решительно кивнула.
– Мне все равно. Я должна знать правду. Что еще?
– У меня за душой даже ломаного гроша нет. Чуркина внимательно посмотрела на меня, потом на награды, затем опять на меня, взгляд у нее был понимающий и доброжелательный.
– Не знаю, есть ли в Москве более честный человек, чем Катков.
– Спасибо за комплимент. И зовите меня по имени. Ну пожалуйста.
– Вот что, Николай, – сказала она, улыбаясь совсем по-дружески. – Прикиньте, сколько потребуется денег?
20
На следующее утро я отправился за визой в американское посольство. Но все это оказалось не таким простым. Я вернулся домой к Юрию не солоно хлебавши. Как он и предвидел, чтобы дозвониться до агента Скотто в Вашингтон, потребовался целый день.
– Так вы хотите встретиться еще разок? – сказала она со своим характерным нью-йоркским акцентом. – Вам требуется мое приглашение, чтобы приехать?
– Да, в посольстве требуют, чтобы кто-то в США поручился за меня. Боюсь, без приглашения визы мне не получить.
– А как насчет вашего брата в Бруклине? – пошутила она.
– Даже если бы он и существовал, я ведь еду не к нему, а к вам, миссис Скотто.